Судьба № 5
Шрифт:
День тянулся и тянулся. Мало того что Алисе приходилось ежечасно призывать к порядку шушукающихся по углам сотрудников, так еще и требовалось отвечать на бесконечные телефонные звонки. Звонили «сочувствующие», спрашивали, как бедняжка Зинон переносит «весь этот кошмар», сетовали на нечистоплотность некоторых журналистов. Пару раз звонили сами журналисты, братья по перу того самого И. К. Веселова, спрашивали телефончик госпожи Минаевой, просили согласия на интервью. С этими Алиса не церемонилась, сразу посылала куда подальше.
Телефонные атаки прекратились ближе к вечеру.
– Ты уже закончила?
– Да.
– Тогда, может быть, поужинаем сегодня где-нибудь?
Ей не хотелось где-нибудь ужинать, но еще больше не хотелось оставаться этим вечером одной. Зинон до сих пор не включила мобильник, и можно было предположить, что подруга останется «недоступной» до самого утра.
– Хорошо, дай мне пять минут и…
Она не успела договорить – зазвонил телефон. В тишине кабинета этот звук показался оглушительным и почему-то зловещим. Алиса испуганно посмотрела на Ольгерда.
– Мне взять трубку? – спросил он.
Она кивнула. Ольгерд подошел к телефону.
Это был очень важный разговор. Алиса сразу это поняла по тому, как он напрягся, как побелели костяшки его пальцев, сжимающих трубку. На том конце провода все говорили, говорили, а Ольгерд лишь кивал.
– Кто это? – Алиса попыталась забрать трубку, но он нетерпеливо махнул рукой, развернулся к ней спиной.
Она запаниковала. Что же там такое случилось? Что заставило невозмутимого и галантного Ольгерда вести себя так некорректно?..
– Я все понял, мы уже выезжаем. – Он отложил трубку, нерешительно посмотрел на Алису.
– Что? Кто это был? Куда мы выезжаем?! – спросила она, чувствуя, как ноги наливаются свинцом и колени начинают мелко дрожать.
– Ты только не волнуйся. – Ольгерд взял ее под руку.
Все самые страшные новости начинаются с фразы «ты только не волнуйся» – Алиса была в этом уверена.
– Кто?!
– Зинон. С ней произошел несчастный случай. Она выпала из окна.
Ноги ее больше не держали, Алиса рухнула в кресло, спросила шепотом:
– Она жива?
– Жива. – Ольгерд налил ей воды. – Но состояние очень тяжелое. Нас просили приехать.
– Куда? – Алиса оттолкнула стакан. – Куда ее увезли?
– В Склиф.
К Зинон их не пустили, не помогли ни уговоры, ни деньги. Состояние крайне тяжелое. Пациентка прооперирована и находится в отделении интенсивной терапии. Прогнозы пока делать рано. Вот и все, что им с Ольгердом удалось узнать у врачей. Чуть более разговорчивыми оказались служители правопорядка. С их слов картина вырисовывалась страшная, просто немыслимая. Зинон выпала или выбросилась – это еще предстояло выяснить – из окна своей квартиры. Зинон жила на пятом этаже, у нее почти не было шансов, но ей повезло, если это можно назвать везением: она упала на «козырек» подъезда и осталась жива.
– От нее за версту несло алкоголем, – сказал мальчишка-милиционер. – В таком состоянии выпасть из окна – раз плюнуть. Влезла на подоконник шторки поправить или еще что – и
– Окно было открыто? – Алиса заставляла себя не думать о лежащей в реанимации подруге, она пыталась понять, что произошло. – Зинон никогда не открывала окон, у нее кондиционеры.
– Может, в трезвом состоянии и не открывала. – Мальчишка-милиционер почесал затылок. – А по пьяни открыла.
– Зинон не пьет! – сказала она с нажимом. – Не пьет и не открывает окон.
– Да? Тогда, может, это не она лежит сейчас в реанимации? – спросил мальчишка ехидно, и Алисе захотелось его ударить – сильно, наотмашь. Чтобы он перестал язвить, чтобы на собственной шкуре почувствовал, что значит – больно. Она сжала кулаки так, что ногти впились в кожу. Надо держаться, ради Зинон.
– А что это за история с помершим банкиром? – вдруг спросил мальчишка. Серые, с прищуром глаза смотрели на Алису в упор, и ей стало ясно, что он не так прост и не так бездушен, как кажется, просто у него такая работа, сволочная.
– Не понимаю, о чем вы, – сказала она холодно.
– Я о Ремизове. Ходят слухи, что ваша подруга довела его до ручки.
– Ходят слухи?! – Алиса презрительно улыбнулась. – Не знала, что в обязанности милиции входит сбор городских сплетен.
– В наши обязанности много чего входит. – Парнишка тоже улыбнулся. – Такие, как вы, заваривают кашу, а такие, как я, ее расхлебывают.
Это заявление попахивало классовой враждой. Оно о многом говорило. Парнишка небось вырос в рабочем квартале, скорее всего, в неполной семье. Чтобы вырваться из окружающей его серости, стал ментом. Мог бы поступить в какой-нибудь вуз, но на вуз у его мамы не было денег, а у него самого не хватало знаний, и он нашел единственно правильный выход. Мальчик вырвался из серости и грязи, стал профессионалом, научился уважать в себе человека, но так и не научился мириться с теми, кто «по другую сторону баррикад», с теми, кого он теперь должен был защищать. Алиса его понимала – сама когда-то была такой, – но не одобряла.
– Мы вам еще нужны? – спросила она устало.
– Нет, – буркнул мальчишка, – пока нет. Если понадобитесь, вас вызовут.
– Как скажете. – Алиса отвернулась, взяла Ольгерда под руку. – Поезжай домой.
– А ты?
– Я вернусь к Зинон.
– Но врачи говорят, что до утра ничего не изменится.
– Я помню их слова. Ольгерд, спасибо тебе за поддержку, но будет лучше, если я побуду рядом с ней.
– Я с тобой. – Ольгерд решительно тряхнул снежно-белыми волосами.
– Езжай домой, – сказала она мягко и убрала свою руку. – Извини, мне нужно побыть одной.
Он хотел было возразить, но передумал, проводил ее до крыльца больницы. Поцеловал в щеку, шепнул:
– Не приезжай завтра на работу, отдохни.
– Зинон никогда не открывала окна. – Она всхлипнула. – Ты мне веришь?
– Да, я тебе верю. Держись, Алиса.
Ночь прошла в метаниях и мучительных ожиданиях. Наступивший день не принес облегчения. Операция не помогла. В состоянии Зинон ничего не изменилось, она так и не вышла из комы.
– Сколько еще ждать? – спросила Алиса у врача.