Судьба боится храбрых
Шрифт:
С большим запозданием вдруг пришло значение слова «эрм» — местная мера времени, по продолжительности близкая к минуте. Точнее, что-то около минуты с четвертью. Тим удивленно моргнул — обычно переводчик действовал куда расторопнее, но тут Пар Самай заговорил, и Тим навострил уши:
— Правильный ответ, хоть и неполный. Но вернемся к нашему предмету, в частности к вопросу об ученых. Тимоэ, как следует поступить народу Сай?
Тим вздрогнул. Поежился. И обрадовался — хорошо, что он подумал об этой проблеме еще вчера.
— Э… мм… — сказал он. — Во-первых, надо разрешить ученым свободно исследовать только области неизвестного. Это там, где уже работают известные… природные законы. А самостоятельно исследовать области непознанного — надо запретить. Но не вообще,
— Правильно, но опять неполно. Кто должен разрешать теории?
— Я думаю, — начал Тим, заметил что-то, мелькнувшее в глазах учителя, и поправился: — Нет. Должно быть сделанотак, что теорию каждого ученого будет рассматривать совет других ученых. Кроме того, кто выдвинул теорию. И еще должна существовать группа ответственных волинов при… — Тим поискал в словаре слово «правительство», но не нашел, — подчиненных Сах Аоту, которые будут принимать окончательное решение — пропустить теорию или нет.
Пар Самай пронзил Тима взглядом и поинтересовался:
— Ты знаешь, как обстоят дела на самом деле, или разговаривал по этому вопросу с кем-либо?
— Нет, — Тим удивленно помотал головой.
— Тогда скажу тебе, что ты принял правильное решение. Именно так все и обустроено. Но ответ все равно неполон. Каким образом волины должны запрещать исследовать области неопознанного? Ведь оно же еще непознанное — откуда хозяину ученого знать, в запрет чего следует вкладывать волю?
Тим открыл рот. Потом подумал и закрыл. Подумал еще чуть-чуть.
— Не знаю.
И замер, ожидая реакции учителя. Но наказания не последовало.
— Правильный ответ, — сказал Пар Самай. — Тан, скажи ты.
— Им надо вкладывать волю в защиту Порядка Вещей, — выпалил Тан так быстро, словно ожидал этого вопроса в нетерпении, — только касательно не себя, а своих ученых. Так же, как мы вкладываем волю в защиту себя. Ведь Порядок Вещей — это константный набор правил, пусть даже какие-то из них и неизвестны, и к нему вполне можно приложить волю, так? Правильно?
Тиму показалось, что Тан даже дрожит от нетерпения.
— Правильно, — сказал Пар Самай, — и теперь ответ стал полным. Оба ответа. Теперь ты видишь, что твой недавний вопрос был верным и эффективным решением?
— Да, учитель. — Тан тихонько выдохнул и расслабился.
— Но тебе следует поработать над контролем эмоций, — сказал Пар Самай, отворачиваясь, и Тим тихонько позлорадствовал про себя: ох схлопочет этот Тан пяток плетей после ужина. В своем злорадстве Тим был, конечно, неправ, но удержаться не мог. Ну нечестно же — он тоже бы все как есть объяснил, ну так он же просто не знал, что там и как делается на этой дурацкой «Воле в Бездействии»! А Тан и рад воспользоваться, когда ему уже все разжевали. Так что правильно — можно и десяток всыпать — не фиг выделываться. Тим задумался и чуть не пропустил вопрос, опять адресованный ему.
— Так почему же стал возможным тот случай с улетевшим ученым? Тимоэ?
— Что? Ой! — опомнился Тим, загнал немедленно возникшую панику далеко в глубь себя и попытался собраться. — Видимо, — сказал он, помолчал и продолжил, тщательно обдумывая каждое слово: — Видимо, по каким-то причинам хозяин этого ученого разрешил ему… внедрение неправильной теории без предварительного согласования.
Пар Самай помолчал, разглядывая Тима взглядом энтомолога, изучающего под лупой любопытный экземпляр какого-нибудь насекомого. Тим молча потел.
— Правильно, — сказал наконец учитель и отвел взгляд. У Тима словно гора свалилась с плеч, но даже пошевелиться себе разрешил не сразу — не то что облегченно вздыхать. Хоть и хотелось.
Пар Самай принялся подробно рассказывать о том, как устроена система контроля над учеными. Среди последних, оказывается, тоже существовала четкая иерархия — некоторым позволялось довольно много, но и спрос с них был побольше. А испытывать свою теорию на себе, как это сделал тот злосчастный исследователь стратосферы, у местных ученых являлось не просто
Второй урок — после обеда — вела женщина. А может, и не женщина: принадлежность к прекрасному полу выдавал только голос — мощное красивое контральто. (Всякие такие названия Тим знал, потому что полтора года в хор ходил, пока не бросил. Мама тогда, правда, распсиховалась, но он все равно больше не пошел — надоело. Да и не мужское это дело — в хоре петь.) Короче, голос у тетки был зачетный, а в остальном она как-то на женщину и не тянула. Голова была лысая, как коленка; лицо вполне могло быть и мужским, а грудь у нее если и была, то не слишком большая и совершенно теряющаяся в складках одежды. Да Тим особо и не всматривался — поймет еще неправильно… страшно представить просто. Вообще, за время пребывания в этом странном мире он еще не встречал ни одной женщины, которая была бы похожа на женщину в понимании Тима — одета красиво, с фигурой, прической, ну и вообще. И даже если они здесь и были, то уж, видимо, не в школе. А слуги и крестьяне, те и подавно выглядели как серая масса, про них скорее можно было сказать «оно». Видимо, про любовь, романтику и прочие радости взаимоотношения полов в этом мире ничего не знали. Да и знать не хотели. У них же шаретор, блин. Хотя дети явно на свет как-то рождались.
Предмет, как выяснилось, был новым не только для Тима — для всех. Если по остальным предметам Тим от одноклассников явно отставал, то здесь, как следовало из первых слов учительницы (представившейся как Фэй Раш), у него был шанс пойти вровень. Впрочем, из вторых слов стало ясно, что надеяться на это Тиму не стоит — училка принялась нести уже наскучившую Тиму пургу. Про волю, ее вложение, распределение, концентрацию сознания, силу мысли и прочую бредень, услышав которую любой нормальный человек сделает понимающее лицо, сошлется на занятость и поспешит смыться. То, что Тим смыться не мог при всем желании, и то, что эта бредень вроде как оборачивалась правдой, роли не играло. Разум Тима серьезно воспринимать ее отказывался.
Тим старался изо всех сил, понимая, что тетка говорит дело, и если ему не получится отнестись ко всему этому со всей серьезностью, то у него будут проблемы, но получалось хреново. Предмет назывался «Воля в Себе», и уже только эта двусмысленность в названии настроила Тима на игривый лад. «Штирлиц взял себя в руки», — вспомнил он, внутренне усмехнулся и слушал дальше. Когда Фэй Раш рассказала, что ее предмет даст им возможность сократить потребность в еде до минимума, восполняя энергию прямо из окружающего пространства, Тиму вспомнился анекдот про одного такого сектанта, который учил свою собаку космической энергией питаться. «Почти научил, а она взяла и сдохла». Стоило училке упомянуть про возможность дышать не только легкими, но и всем телом — под водой, например, — как Тиму весьма некстати вспомнился анекдот про ежика, который научился попой дышать, сел на пенек и задохнулся. Он сидел, весь дрожа от сдерживаемого смеха и с ужасом ожидая, что смех прорвется наружу, когда Фэй Раш заметила его состояние.