Судьба - Дитя Неба (Симфония веков - 3)
Шрифт:
Рапсодия погладила чешуйчатую лапу.
– Тебе было очень плохо. Мне так жаль, Элинсинос. Я бы хотела провести те дни с тобой. У лиринов есть песня, которую они поют женщинам во время родов, чтобы облегчить их страдания.
Ее глаза затуманились воспоминаниями о рождении Арии. Потом она тряхнула головой, заставив себя избавиться от жутких образов. Какая ирония: ее судьба теперь неразрывно связана с этим ужасным событием.
– А кто будет петь для тебя, Прелестница?
Рапсодия проглотила слезы и попыталась высвободиться из объятий.
– Никто, - тихо ответила она, - никто не будет.
– Вот почему лучше связывать
– Тогда ты будешь откладывать яйца, как все нормальные существа. Конечно, когда они выходят наружу, немного больно, но процесс заканчивается довольно быстро. Рапсодия не выдержала и рассмеялась.
– Буду иметь в виду, - все еще смеясь, пообещала она.
– На самом деле, если я переживу все это, то так и поступлю. Я выбрала дракона в качестве спутника жизни, и он согласился.
– Перед глазами у нее возникло лицо Анборна.
Радужные глаза заискрились.
– Хорошо. Тогда у меня появится возможность поиграть с детьми, связанными со мной узами крови.
– Все может быть.
Рапсодия отвернулась. Она не стала рассказывать Элинсинос о своем договоре с Анборном.
Рапсодия провела в пещере у Элинсинос несколько дней, она замечательно выспалась и набралась сил. Рапсодия пела песни, которым научили ее морские лирины, и ее платье намокло от слез Элинсинос. Она показала драконихе свою корону, и та не могла отвести глаз от диадемы, пыталась даже поймать парящие над головой Рапсодии звезды, подобно ребенку, завороженному новой блестящей игрушкой.
Элинсинос понравилось то, что Рапсодия собиралась сказать на Совете намерьенов, и она долгими вечерами развлекала свою гостью историями о Первом флоте. Она гордилась достижениями намерьенов тех дней, хотя и продолжала горевать о гибели Меритина.
Рапсодия улыбалась, когда Элинсинос раз за разом повторяла один и тот же рассказ. Меритин и Элинсинос совсем недолго были вместе, а жизнь дракона продолжается многие столетия, поэтому историй о Меритине оказалось совсем немного, и каждую из них Элинсинос берегла, точно бесценное сокровище. Когда ее радужные глаза становились грустными, Рапсодия вспоминала циничные замечания Анборна, касающиеся его бабушки и деда. Очевидно, он совсем не знал Элинсинос. Как бы ни относилась дракониха ко всему остальному миру, ее любовь к пропавшему моряку не вызывала сомнений. Ее чувство было щемяще нежным и безграничным, и от этого у Рапсодии ныло сердце.
Пахнущее серой горячее дыхание дракона всколыхнуло воспоминания, и перед ее мысленным взором предстала другая ночь возле походного костра.
"Вот почему я говорю о том, что у тебя могут возникнуть проблемы, сказал Эши, скрытый складками своего туманного плаща.
– Если ты принадлежишь к более поздним поколениям намерьенов, то твоя жизнь будет очень долгой и ты обязательно столкнешься с тем, что пришлось испытать другим: у тебя на глазах все, кого ты любишь, состарятся и умрут, а от твоей жизни пройдет лишь маленькая часть. А если ты намерьенка Первого поколения, то будет еще хуже, потому что тебе суждена вечная жизнь, если только тебя не убьют. Представь себе, как ты теряешь близких людей, любовников, супруга, детей..."
"Прекрати".
Пока в ушах Рапсодии звучали слова Эши о бессмертии, она размышляла о том, будет ли без конца переживать краткие счастливые мгновения своей жизни, проведенные с ним. Потом она вспомнила слова демона.
"Ты станешь чудесной
Возможно, ей не грозит одиночество и бессмертие.
"Сомневаюсь, что я проживу так долго, чтобы увидеть, чем это закончится, не говоря уже о бессмертии".
Из мрака ее памяти послышался голос Акмеда:
"Он проклят, как Земля, подвергшаяся загрязнению. Она мчится сквозь эфир, куда, не знают даже сами боги, а в себе, в своем сердце, несет первое и последнее Спящее Дитя, чье пробуждение, возможно, грозит ее матери гибелью".
"Как и мне", - мрачно подумала Рапсодия.
Когда она наконец покинула пещеру Элинсинос, чтобы завершить свою последнюю миссию - вновь объединить людей Новой Земли, - огромная дракониха плакала.
После нескольких недель трудного, одинокого путешествия восходящее солнце застало Рапсодию на гребне квима. Место, где проходила Великая Встреча, представляло собой озеро ледникового происхождения, образованное замерзающими и тающими льдами между склонами Зубов, когда они были еще совсем юными. Ледник вырезал Чашу Встречи, и в ней собирались тающие слезы огромной стены движущегося льда. Когда много тысячелетий спустя земля согрелась, воды озера опустились под землю, а может, испарились, чашу высушило солнце, и получился амфитеатр в склоне горы. Это место обладало огромным могуществом, и Рапсодия ощущала его, сидя на самом верху и наблюдая за тем, как встающее солнце наполняет Чашу розовым светом.
Пока Рапсодия гостила в пещере дракона, пришла весна. Певица вышла на солнечный свет и обнаружила, что снег сошел, а деревья покрылись светло-зеленой молодой листвой. Унылую пыль, заполнявшую дно Чаши в разгар лета, сейчас покрывал роскошный изумрудный ковер, да и склоны гор отливали всеми оттенками зелени. Казалось, заброшенный амфитеатр застыл, в нетерпении ожидая гостей.
Когда ослепительный золотой свет солнца, перевалившего через вершину, заставил Рапсодию отвернуться, она увидела, что ее тень слилась с двумя другими - пришли ее друзья.
Они молча стояли рядом с ней, оглядывая удивительный пейзаж. Рапсодия осталась сидеть, наблюдая, как утренний свет озаряет скалистые склоны Амфитеатра. В манускрипте Гвиллиама упоминались две его замечательные достопримечательности, имеющие к тому же сугубо практическое применение. Первая - Уступ Оратора, высокая трибуна из известняка, высеченная могучими глыбами льда миллионы лет назад. В результате многолетней эрозии возникла естественная извилистая тропа, по спирали ведущая к вершине - Уступу Оратора, которого видели все собравшиеся в Чаше. Кроме того, здесь была изумительная акустика.
Вторая достопримечательность называлась Помост Созывающего. Длинная широкая полоса сланца, плоская, но с вертикальным выходом скальной породы, напоминающая кафедру, она балансировала на двух каменных выступах на вершине одной из самых высоких гор, являющихся естественной границей Чаши. Отсюда была прекрасно видна Орланданская долина, начинающаяся у подножия гор, а также вся Чаша и тень, падающая на нее от Зубов. Именно отсюда, согласно манускрипту, лучше всего послать сигнал рога, чтобы его эхо разнеслось по всем землям и достигло ушей тех, чье прошлое и будущее связано с Великой Печатью. Рапсодия содрогнулась: добраться до самого верха было совсем непросто, а уж падение оттуда наверняка оказалось бы смертельным.