Судьба - Дитя Неба (Симфония веков - 3)

Хэйдон Элизабет

К Акмеду подошел улыбающийся Грунтор, совершенно счастливый после танца с невестой.

–  Ты только посмотри на нее, сэр, настоящий демон вальса, - с трудом выдохнул он, вытирая огромный лоб.
– Однако Ой здорово придумал: нужно, чтобы она встала тебе на ноги - это совсем не больно, она весит не больше перышка, - и тогда ты не будешь наступать на подол платья. Она ужасно сердится, если ты ошибаешься.

Акмед глотнул бренди и хмыкнул.

–  Спасибо за подсказку.

Грунтор спрятал платок в карман, почесал затылок, и оба друга принялись наблюдать за танцами. Рапсодию было трудно не заметить, несмотря на небольшой рост и огромную толпу зрителей. От ее лица

исходило неземное сияние, а смех звенел, словно колокольчики на деревьях Тириана и в лесу Белого Дерева. Те, кто во время танца оказывался на расстоянии десяти футов от нее, обычно останавливались, словно зачарованные волшебством ее любви. Сейчас она кружилась в вальсе с Риалом, но, когда мужу удавалось вновь заполучить ее в свои объятия, лицо Рапсодии светилось ярче солнца.

–  Она выглядит счастливой, верно?

–  Да.

Грунтор посмотрел на друга.

–  И как тебе удается сдерживаться?

–  О чем ты?

–  Ну, - промычал болг, - Ой всегда полагал, что ты питаешь к ней слабость, если мне будет позволено так выразиться.

Акмед сделал еще один глоток, но ничего не ответил.

–  Конечно, это меня не касается, сэр, но что ты собираешься делать? Ой хочет сказать, зачем ты ее отпустил?

Вальс закончился, и Акмед улыбнулся. Рапсодия низко поклонилась своему партнеру, который сначала удивился, а потом весело расхохотался вместе с ней. Оркестр заиграл пеннафар, традиционный праздничный танец, и Эдвин Гриффит с хитрым видом отстранил Гвидиона в сторону и подхватил Рапсодию.

–  А кто сказал, что я ее отпустил?

Грунтор наморщил лоб и посмотрел на своего короля.

–  Ой полагает, ты немного опоздал, да?

–  Нет, на самом деле я пришел слишком рано.

–  С чего ты взял?

Акмед прислонился к стволу дерева, возле которого они стояли.

–  Все это временно. Эши - дракон с кровью намерьенов, его жизнь будет очень долгой, но он не бессмертен, как мы трое. Рано или поздно он столкнется с проблемой Ллаурона. В нем будет все больше и больше от дракона, и придет миг, когда он откажется от своей человеческой стороны, в том числе и от любимой жены, чтобы воссоединиться со стихиями.

Грунтор постепенно начал понимать, о чем говорит Акмед.

–  И тогда она станет твоей?

Акмед посмотрел на него.

–  Кое-чего ты до сих пор не понимаешь. В некотором смысле она уже моя. И она единственная, кто об этом знает.

–  Она знает?

–  Да.
– Акмед допил бренди.
– А теперь, если ты не возражаешь, пришел мой черед танцевать с невестой.

Грунтор лишь покачал головой, а Акмед начал спускаться по склону холма. Он оказался рядом с Рапсодией как раз в тот момент, когда танец закончился, и великан лишь восхищенно закатил глаза, увидев взгляд, подаренный ею королю фирболгов и широкую улыбку, с которой Певица радостно протянула ему руку. Грунтор даже не мог сказать, что его позабавило больше: танцующий мазурку Акмед или выражение лица Гвидиона, когда Акмед элегантно увел невесту из-под самого его носа.

На небе загорелась первая звезда, ее приветствовал лиринский хор, и тут же начался грандиозный фейерверк. Гвидион наблюдал за роскошным зрелищем, сидя под ивой на вершине холма, а его прекрасная и теперь уже официальная жена пристроилась подле него и, положив голову ему на плечо, смотрела вместе с ним в небо.

Рапсодия глубоко вздохнула и перевела взгляд на лицо своего мужа, в ее глазах заблестели воспоминания о другой звездной ночи и другой иве.

–  Ты знаешь, я кое-что решил, миледи, - сообщил он, наклоняясь к Рапсодии и целуя ее.

–  Да, милорд?

–  Теперь

я буду видеть звезды, только глядя на их отражение в твоих глазах.
– Он вновь поцеловал ее, а затем новая вспышка озарила лицо Рапсодии и ее роскошные волосы.

–  Как пожелаешь.

Шум от подножия холма усилился: гости проявляли нетерпение, дожидаясь новых тостов и музыки. Рапсодия вновь вздохнула.

–  Сколько это еще будет продолжаться? Мы празднуем уже целый день.

Гвидион встал и помог подняться жене.

–  Королевский титул предполагает и некоторые преимущества, - заметил он, - Ты можешь выбрать момент для ухода, - добавил Гвидион, с улыбкой вспоминая усыпанную лепестками роз постель в домике за водопадом.
– Пойдем выпьем за всеобщее счастье, а потом покинем их, чтобы насладиться своим собственным. Тебе нравится такое предложение?

–  Вполне.

Над ними вновь засияли огненные цветы, они разогнали темноту, а потом начали медленно опускаться, влекомые к земле теплым ветром. Рапсодия подняла руки и с детской радостью попыталась поймать падающие огоньки. Крошечные искорки далеких звезд падали на ее ладони, мерцали между пальцев, как во сне, посетившем ее много лет назад, по другую сторону мира и Времени. Свет переливался на гранях бриллиантов ее обручального кольца. И значимость этого момента ускользнула от всех, кроме Сэма, который уже разделял с ней небо под звездами в Серендаире и теперь с улыбкой ждал Рапсодию, глядя, как ярко вспыхивают и гаснут огоньки в ее ладонях.

Она повернулась к нему и увидела последние искорки, отразившиеся в бездонных пропастях его зрачков с вертикальным разрезом. Рапсодия поцеловала его, вызвав гром аплодисментов у всех собравшихся.

–  Райл хайра, - прошептала она. "Жизнь такая, какая она есть".

–  Нол хира виндракс, - с улыбкой ответил он. "И я ей за это благодарен".

И, держась за руки, они быстро спустились вниз. Их окутал звездный сумрак, и, молодые и счастливые, они побежали вперед, к своей новой жизни.

Эпилог

Меридион остановил изображение. На экране Редактора Времени застыла размытая картинка, на гладкой изогнутой стене обсерватории плясали пылинки. Он склонился над инструментальной панелью, положив подбородок на руки и задумчиво глядя на изображение своих родителей, навсегда застывших в момент своего счастья. Они замерли во Времени, когда, смеясь, бежали сквозь звездную ночь. Хотя выбор момента был совершенно случайным, получилось удачно.

Меридион встал. Ореол, сформировавшийся вокруг его фигуры, пока он работал, сидя в кресле за панелью управления, растаял и был поглощен его прозрачным телом, едва он отошел от машины. Меридион приблизился к стеклянной стене и остановился возле размытого изображения матери. Пока он перемещался, проекция колебалась, тени слегка удлинились, словно влекомые невидимым ветерком.

"Какой счастливой ты выглядишь, - подумал он, скрестив руки на груди и глядя на ее изображение.
– Я рад. Даже если это означает конец для меня и новый, только что сотканный ковер Времени окажется не лучше прежнего, ты сейчас по-настоящему счастлива. Теперь получилось намного лучше, чем раньше. Я рад".

Его глаза переместились к отцу, человеку, которого он видел лишь издалека, но никогда не встречал, совершенно неузнаваемому на пике юности и здоровья.

"К этому моменту в прежней жизни ты уже полностью погрузился в безумие, разум и тело отказали тебе, - подумал Меридион, наблюдая за потоками воздуха в стеклянной сфере обсерватории, которые все еще создавали иллюзию, будто Гвидион бежит, навсегда запечатленный в мгновение ликования.
– И вновь повторю, я рад за тебя".