Судьба: Дитя Неба
Шрифт:
— Я не собираюсь ничего с тобой обсуждать. Кстати, неужели ты бы предпочел, чтобы я изложил ей весь план? Я собирался послать к ней на помощь отряд во главе с Каддиром. К несчастью, пока ты занимался своими делами, помешавшими тебе вовремя прибыть в условленное место, выяснилось, что он и есть тот самый предатель, проникший в наши ряды.
— Каддир? — Эши не верил своим ушам. — Это Каддир? А не Ларк?
— Очевидно, я ошибался. Возможно, Ларк и вовлечена в заговор с целью меня убить, но теперь я не уверен. Однако в тот момент, когда я собирался посвятить Каддира в свой план и рассказать
— Ты не послал никого? Ты что, сошел с ума? Она рассчитывала на Каддира, а ты никого не послал к ней на помощь?
— У меня не нашлось человека, которому бы я полностью доверял.
На скулах у Эши заиграли желваки.
— Никого? А как насчет меня? Ты знал, что я уже несколько недель нахожусь рядом.
— Ты тоже не подходил для этой миссии.
Голубые глаза Эши сузились.
— Может быть, объяснишь мне, что ты имеешь в виду?
Ллаурон, не мигая, встретил яростный взгляд сына.
— Нет.
Эши сердито заходил по комнате.
— Значит, ты решил, что Рапсодию можно оставить на растерзание стихиям? Анборн нашел ее умирающей в снегу, без провизии и одежды. Он сказал, что ее костюм не защитил бы от холода даже рядом с камином.
— Если не ошибаюсь, она — твоя возлюбленная. Возможно, тебе следует поговорить с ней о правильном выборе одежды.
— Это была твоя идея! — взорвался Эши.
Ллаурон ничего не ответил. Эши подошел к окну и, посмотрев сквозь замерзшее стекло, сердито провел ладонью по волосам. Потом он повернулся к Ллаурону, и его глаза запылали голубым огнем.
— Это конец, отец. Конец, неужели ты не понимаешь? Я раз и навсегда отказываюсь действовать по твоей указке, и Рапсодия больше не будет пешкой в твоих руках, тебе придется найти другой способ для достижения своих целей. Оставь ее в покое.
Ллаурон вновь помрачнел.
— Ты собираешься вмешаться?
— Да.
— Как?
— Я расскажу ей о твоем плане, отец, я ее предупрежу, запрещу ей, в конце концов, иметь с тобой дело.
Ллаурон рассмеялся:
— Однажды, если я не ошибаюсь, ты обвинил меня в том, что я самым бесстыдным образом использую Рапсодию, принимая за нее решения. А что делаешь ты, мой мальчик? «Есть вещи, которыми нельзя манипулировать, и есть поступки, которые невозможно искупить», — сказал ты. Что она почувствует, когда узнает, какое участие во всем этом принимал ты?
Эши потер сжатый кулак о ладонь другой руки.
— Она меня простит. Она все поймет.
— В самом деле? — Ллаурон налил немного бренди в бокал и поднес его к пламени камина. — Что ты мне сказал прошлой весной? Хммм, дай-ка вспомнить, фраза получилась лаконичной, если я ничего не перепутал. О да: «Нельзя рассчитывать, что тот, кого ты используешь в качестве пешки для достижения собственных целей, будет сохранять тебе верность». Да, ты выразился именно так. —
— Нет. Конечно нет.
— Относительно же Рапсодии… Как только Каддир посчитает, что она ему больше не нужна, что он с ней сделает?
Ллаурон почувствовал, каким холодом повеяло от Эши. Когда он заговорил снова, его голос заметно смягчился.
— Сейчас тебе не следует вмешиваться, Гвидион. Каждый из нас, в том числе и Рапсодия, должен сыграть свою роль. Она справится — и мы тоже. И если повезет, мы получим то, к чему стремимся.
— Почему я должен тебе верить, ведь ты обещал Рапсодии помощь, но оставил ее одну в холодном лесу? Как ты мог так с ней поступить? Как ты теперь можешь рассчитывать на ее верность, после того как оставил умирать?
— А тебе не кажется, что ты все преувеличиваешь? Она ведь не умерла, не так ли?
— Но не благодаря тебе. Тебе должно быть стыдно, хотя у меня складывается впечатление, что понятие чести тебе незнакомо.
— Избавь меня от своего праведного гнева. Твой дядя уже успел меня утомить.
— А ты бы предпочел слепую ярость? Это чувство мне гораздо ближе.
— Оставь свои чувства при себе, меня они мало интересуют. У меня кончается терпение, твое неуважение становится невыносимым.
— Неужели ты не понимал, что с ней случится в Сорболде, если она будет в таком наряде?
— Во всяком случае, с ней не произошло ничего такого, с чем она не сталкивалась раньше.
Глаза Эши вновь сузились.
— Что ты имеешь в виду?
— Перестань, Гвидион, она больше не наивная и легко краснеющая девушка, с которой я познакомился около года назад. И тебе, я полагаю, это известно лучше всех. — За спиной Ллаурона на куски разлетелась стоявшая на столе ваза с цветами. — Вот поступок зрелого мужчины! Ты обижен на меня за то, что ей теперь нет необходимости защищать свою честь?
— В одной пряди волос Рапсодии больше чести, чем во всей твоей эгоистичной жизни. Надеюсь, ты не хочешь сказать, что она заслужила то, что с ней могло случиться в Сорболде. Мне бы не хотелось добавлять отцеубийство к списку своих преступлений.
— Вовсе нет. Просто я имел в виду, что Рапсодия вполне способна справиться с подобными проблемами. Она ведь илиаченва’ар.
— Она всегда помогала тебе и никогда не сделала ничего плохого. Почему ты ее ненавидишь?
Ллаурон удивленно посмотрел на сына.
— Ты сошел с ума? О чем ты говоришь? Я люблю эту девушку, как собственную дочь, и всегда питал к ней глубочайшее уважение.
— О, конечно, как собственную дочь. Вот почему ты считаешь, что можешь оскорблять Рапсодию и безнаказанно ею манипулировать: ты принимаешь ее за члена семьи. — Теперь гнев горел не только в глазах Эши. — Значит, именно любовь заставляет тебя причинять ей боль? Ты ревнуешь и опасаешься, что она покорит сердца намерьенов, чего так и не удалось сделать нашей семье? Ты сомневаешься в ее мудрости и боишься, что они пожелают выбрать ее своей повелительницей?