Судьба дворцового гренадера
Шрифт:
— Сколько же, ваше высокородие, на то надобно принести?
— Сумма ваша четыре тысячи ассигнациями, — наморщил лоб Олимпий Антипыч, взявши в руку карандаш. — Пошлины с нее сто пятьдесят семь рублей, сбору с акта — десять рублей, на припечатание — одиннадцать рублей сорок копеек с полушкою и за гербовую бумагу — восемь рублей; следовательно, казне с вас получить сто восемьдесят шесть рублей сорок с половиной копеек.
— Что ж, раз столько надо по закону… — сказал Иванов.
— Кроме того, должен упредить, — продолжал Олимпий Антипыч, —
— Никак нет, я в Туле впервой.
— Вот видите-с. Отсутствие свидетелей и может задержать совершение купчей, несмотря на приказание его превосходительства. Закон сильнее нас. Закон для всех писан государем…
— Так что же надобно сделать? — спросил Иванов.
— Вы препоручите сию миссию мне, я передам ее одному чиновнику, тульскому старожилу, а он уж устроит так, чтобы завтра к трем часам пополудни, когда будут приготовлены все акты, тут же присутствовали и необходимые лица — местные жители, имеющие чины государственной службы и недвижимость. Но, понятно, их придется поблагодарить за таковое участие, без коего купчая не может быть подписана и вам выдана.
— Сколько же? — спросил Иванов.
— Рублей по тридцать ассигнациями каждому, я полагаю.
— Помилуйте, за одну подпись по тридцать рублей! Ведь это составит для меня новый расход в сто двадцать рублей!
— Зато завтра же будете держать в руках купчую крепость по всей форме. При расходе в четыре тысячи за такую быстроту канцелярских трудов, поверьте, сия добавка совсем невелика.
— Но господин губернатор мне приказали в случае любой задержки сразу же ему рапортовать, — сказал Иванов, беря в руки шапку, будто хочет покинуть кабинет Олимпия Антипыча.
— Ну что же-с, рапортуйте, а мы отпишем его превосходительству, что не представили необходимых по закону свидетелей за отсутствием знакомства в городе, а посему купчая совершена быть не может, — развел руками чиновник. — И пойдет вполне законная, заметьте, проволочка не одной недели. А отпуск ваш тем временем… Верьте, что предлагаю вам самолучший способ сделать, как в сказках бывает, «по щучьему веленью» в один день, и то, конечно, только из расположения к вам начальника губернии… Знаете ли, какую кропотливую работу составляет написание купчей крепости даже для опытного чиновника? Ее пишут сообразно представленных продавцом прав на владение, последних ревизских сказок, квитанций об уплате податей и немалого числа других документов. Я ничего не прошу у вас собственно для чиновников, которые станут над сим трудиться, в надежде, что свидетели, кои упомянутся в конце
— Пусть будет по-вашему, — сказал Иванов. — Завтра с Вахрушовым будем сюда утром, сто двадцать рублей я вам вручу, а кому их определите — дело ваше.
— И поверьте, что все столь быстро устроится только по воле господина губернатора, за коим, я слышал, видятся еще более высокие лица… Честь имею, господин офицер.
Вахрушов ждал унтера в гостинице, сидя за накрытым столом, украшенным дорожным графинчиком настойки.
— Вышло ли что? — спросил он, проворно выходя в переднюю.
— Губернатор приказал, и в палате обещаются завтра все сделать, — отвечал Иванов и пошел разоблачаться.
Когда за обедом поручик услышал о сказанном генералом Зуровым и обоими чиновниками, то воодушевился чрезвычайно.
— Если так сбудется, то вы, право, счастливец. Разве не чудо из рекрутов офицером во дворце преобразиться и сильных покровителей в Петербурге получить?.. А насчет ста двадцати рублей, то ежели Олимпий премудрый ими ограничится, то считайте также чудом, ибо, видно, канцелярских нравов не знаете… Еще рюмочку? Ваше здоровье! А скажите, батюшка, все ж таки, как вы деньги носите? Ну, вот сейчас, при себе, в дороге то есть?
— По самому простецкому, в набрюшном чересе, — ответил Иванов, не ожидавший вопроса. И добавил: — Оттого и сплю вполглаза, всегда готовый отпор дать, как уже однажды случилось…
— Так прошу вас тот черес мне завтра уступить, — умильно прижал руки к груди Вахрушов. — Сознаюсь, я несколько суеверен, и мне, полагаю, будет не лишним. Ведь старик, ради которого сюда приехал, вместо целого леса, мне нужного, только на малую вырубку записку дал. Значит, обратно с вашими деньгами и со своими поеду.
—А я как же с остальными? Ведь мне на них домой добираться, — возразил Иванов. — А карманов, сами знаете, в военной форме не положено, окромя нагрудного, в котором малые бумаги носят, да в фалдах, где кошелек да платок вместятся.
— Так ведь главную-то часть вы мне вытряхнете, — засмеялся поручик, — а я вам казанского сафьяну бумажничек и кошелек поднести счастьем почту в обмен на чересок счастливый.
— За то, что хотел с меня черес снять, один кирасир жизни лишился, — сказал унтер, которому стала неприятна такая настойчивость суеверного и несколько охмелевшего поручика.
— Как так?
Тут Иванов рассказал давнишнюю историю о попытке обокрасть его сонного и что затем произошло, вплоть до гошпитальной часовни с гробом Алевчука. Но от услышанного поручика только крепче забрало желание приобрести солдатский черес.
— Тем всепокорней прошу мне чересок уступить, раз и грабителю не дался. А я в новые кошелек и бумажник на развод достойное начало опущу.
— Дайте завтрашнее дело покончить, — встал из-за стола Иванов. Стоило ли рассказывать, что старый черес Михайло отвез отцу с деньгами? Авось до завтра забудет эту блажь.