Судьба найдет на сеновале
Шрифт:
– Правда здорово? – ликовала Шарлотта, прыгая вокруг меня. – Алиска сказала, парни падать станут и штабелями у моих тапочек складываться.
– И много молодых людей проявили к тебе сегодня интерес? – спросил я.
– Так я шла домой вечером, – затараторила Шарлотта, – на улице темно, никто моей красоты не разглядел. Правда, в метро один дядечка, уже старый, прямо как ты, дядя Ваня, когда я около него села, в восторг пришел, ахнул: «Матерь божия! Вот это да! Капричики Гайя!» Он от меня глаз отвести не мог, но я специально от него отвернулась. Зачем мне дряхлый
– Может, мужчина «Гойи, Капричос» сказал? – вздохнул я.
– Ой! Точно! Откуда ты, дядя Ваня, знаешь? – обрадовалась Лота. – Грузинские имена-фамилии такие сложные, я неправильно запомнила, но он именно так, как ты сказал.
– Гойя – испанский художник, – начал я и тут же осекся, подумав, что не стоит сообщать девушке, что «Капричос» – название серии сатирических офортов великого живописца. Пассажир в метро наверняка не восторгался Лотой, а был ошарашен жутким видом соседки по вагону.
Я перевел дыхание.
– Шарлотта, а краска на волосах стойкая?
– Уж не барахло, которое с первого раза смоется, – заверила дурочка.
Жаль. Я-то надеялся, что, вымыв остатки еще сегодня утром длинных красивых волос, Лота опять станет русой. Ладно, шевелюра не зубы, рано или поздно отрастет.
– Думаю, тебе надо умыться, – пробормотал я. – Время не раннее, пора на боковую. Кстати, что у тебя с горлом?
– Охрипла. В салоне бесплатно мороженым угощали, я семь порций съела. Ой, ну и свезло мне! Красавицей сделали, вкусно угостили, не день, а песня! – ликовала девушка.
Я только вздохнул. Птица удачи иногда гадит на окружающих, у нее, как и у всех дам, случаются приступы немотивированной вредности.
Глава 13
Утром, когда я вышел на кухню, Лота встретила меня при полном параде. Брови ее были слишком сильно накрашены черным карандашом, ресницы топорщились забором, веки украшали жирные длинные стрелки, губы были намазаны бордовой помадой и напоминали клюв утенка.
Сев за стол, я не выдержал:
– Шарлотта, хорошо воспитанная девушка не наносит с утра на лицо агрессивный макияж, яркий предназначен для вечера. Смой боевой раскрас, в институт лучше идти в естественном виде.
– А я и не мазюкалась совсем! – солгала гостья.
Я взял чашку с кофе.
– Врать некрасиво и глупо. За километр видно граффити на твоем лице.
– Ой, дядя Ваня! Мне же в салоне сделали вечный макияж! – запрыгала горе-студентка.
– То есть? – удивился я.
Шарлотта интенсивно потерла одну бровь ладонью, потом продемонстрировала мне руку.
– Где следы? Это татушка!
– Татушка? – повторил я. – Татуировка на лице?
Лота засмеялась.
– Ой, дядя Ваня! Ты мужчина, поэтому в женских хитростях не разбираешься. Новое слово в макияже – один раз потерпел, потом полгода без проблем. Главное, попасть к хорошему мастеру. Алиска меня вчера к самому суперскому отвела.
– Визажист нарисовал брови
– Не, на шесть месяцев, – пояснила глупышка. – А еще стрелки на веках и губы.
– Вот почему твое лицо кажется поправившимся, – осенило меня.
– Ага, отекло чуток. Ничего, скоро пройдет, – деловито сказала страшная в прямом смысле этого слова красавица. – Теперь и спать буду ложиться прекрасной, и такой же вставать. Алиска сказала: «Тату-макияж – суперское изобретение. Некоторые девки вечером разукрасятся, плюхнутся с парнем в койку, а утром он на подружку взглянет и описается от ужаса – вся красота размылась. С тобой такого не произойдет». Правда, улетно, дядя Ваня?
Я сделал вид, что увлечен завтраком. Сомневаюсь, что у представителя сильного пола, увидевшего на рассвете личико Шарлотты, мигом сработает мочевой пузырь, скорее у несчастного случится другой конфуз, именуемый «медвежьей болезнью».
– А ресницы у меня из норки, – похвасталась Лота.
На меня опять напала оторопь. Не надо считать Подушкина наивным юношей, понятия не имеющим о грудных имплантах, ботоксе, коронках, под которыми прячутся собственные кривые зубы, о пластических операциях, изменяющих форму носа, подбородка… Но про татуаж я не знал. А уж заявление про ресницы из чьей-то норы и вовсе потрясли меня.
– Дядя Ваня, полюбуйся, какие они густые, – вещала Лота, – из хвоста взятые, не с хребта.
– Ничего не понимаю, – вырвалось у меня.
– Зверушка такая на свете живет, – тоном Марфы-сказительницы завела Шарлотта, – имя ей норка. У моей тети Зины шуба есть из ее меха, норочья. Берут это животное, выщипывают из хвоста самые нежные волоски и вместо ресниц женщинам приклеивают. Держатся месяц, а если не умываться, не плакать, не тереть веки, то и два простоят. Процедура долгая, я полтора часа на спине лежала. Сейчас глаза чешутся жуть как, но терплю. Ничего, к вечеру зуд пройдет. Зато какие у меня теперь реснички!
Я поперхнулся кофе. Приклеить к своим векам выдернутые из хищного млекопитающего семейства куньих волоски, а потом не мыться, не прикасаться к глазам… И все ради чего?
– Сейчас поеду в институт, от мужиков отбиваючись, – речитативом выводила Лота. – Жаль, Танька из магазина на станции меня такую не видит. Вечно она нос задирает, потому что у ейной мамашки собственный бизнес, а я из бедной семьи. Специально перед отъездом домой еще раз в тот салон схожу. Сдохнет Танька от зависти – она-то лошадь пегая, а я красавица писаная… Дядя Ваня, скажи же что-нибудь!
Ну почему женщинам непременно надо услышать реакцию на их слова?
– М-м-м, – промычал я, – Лота, думаю, больше тебе не стоит улучшать свою внешность, остановись на достигнутом. Абсолютное совершенство пугает, мужчины только на словах храбрецы, а на деле мы побаиваемся слишком прекрасных дам. Если ты намерена завести крепкие отношения, оставь свое лицо в покое. Маленькие милые недостатки повысят твои шансы на рынке невест.
Шарлотта захлопала в ладоши.
– Ой, дядя Ваня, ты говоришь прямо как Себастиано, главный стилист салона.