Судьба ополченца
Шрифт:
Увязая в снегу, держа в руках огромную бомбу, бежит Петро к насыпи, навстречу проскакивают подрывники от паровоза, и в темноте различает Петро немцев — идут, рассыпавшись цепью, и тихо командует офицер: «Шнэль, шнэль, партизан кляйн групп» {30} . Петро отбросил бомбу и кинулся к кустам, ограждавшим полотно железной дороги. Роста он был огромного, навалился пробиться между елочками, винтовка, перекинутая через плечо, спружинила, и ельник, стоящий густой стеной, отбросил его назад, к немцам. Его схватили. Но он вырвался и уже пополз, нырнув вниз, под елки. Немцы не успели его снова
30
«Быстрей, быстрей, партизан небольшая группа».
Короленко был вне себя от досады — паровоз не взорвали, тол побросали! Перед ним стоят два парня, он шепотом им говорит:
— Тол должен быть взорван или принесен сюда. Что его, немцам оставлять?! Я вас не видел. Принесете тол, доложите.
Два подрывника повернули назад. Только находчивость ребят помогла им выполнить задание. Немцы молча раскинулись цепью вдоль эшелона и наступали, подрывники просочились сквозь цепь, добрались до хвоста состава и под вагонами поползли вдоль поезда, у паровоза, под носом у немцев, пособирали толовые шашки и вернулись обратно, проделав путь опять под вагонами.
В вагонах стонали раненые, бегали санитары, но ничем не выдали себя немцы после обстрела. Подрывники принесли Дмитрию Тимофеевичу тол, но один из них вернулся седым. Приказ был жестокий, но бойцы понимали, иначе нельзя, нельзя без дисциплины, а третий отряд Дмитрия Тимофеевича Короленко был самым надежным, самым дисциплинированным в бригаде.
Немцы выскакивали из вагонов и цепями шли во фланг. Короленко скомандовал отход, и мы начали отходить в лес. Задание было выполнено только наполовину, так как подорвать второй состав не удалось, он оказался с живой силой, этого мы не ожидали, и под угрозой окружения пришлось отойти. Но через три дня мы узнали, что во время боя у эшелона убито и ранено было очень много, несколько сотен фашистов.
Это был первый большой налет на железную дорогу. Но практика показала, что надо искать новых решений. Не дает большого эффекта подрыв паровоза или эшелона, недостаточно мины, сбрасывающей эшелон под откос; нужна тактика особая — обработка всех до одного вагонов состава, уничтожение всех материальных ценностей и живой силы в эшелоне. Была задумана новая операция. Ей будет посвящена картина «Горят эшелоны».
На рассвете уходила бригада назад, в лагерь. Мы с Николаем Гутиевым шли в боковом охранении. Впереди колонны всегда идет головная разведка и по сторонам, метрах в ста — ста пятидесяти, — боковое охранение, нам нужно прощупать все места вокруг, чтобы предупредить внезапную засаду, внезапный удар. Шли с Николаем параллельно движению бригады, то поднимаясь на гребни, то спускаясь к подножию холмов.
Два перехода, два дня — и мы дома. Коля и Тасс, мой пес, так обрадовались возвращению нашему! Построена новая баня, все время топится, то и дело выскакивают голые ребята и, зачерпнув наскоро воды из криницы, бегут назад в парную, другие выскакивают, катаются по снегу — и снова в баню. Огромная радость побыть в бане после боя, надеть чистое белье и вернуться в землянку, где ждут тебя работа, товарищи.
Раскладываю рисунки, сделанные в походе, Николаю нравятся, ребята вставляют свои комментарии. Коля показывает, что он сделал в лагере — наброски портретов, листовку, печать для бригады.
Вечером опять в землянке Короленко, Дубровский, Лобанок —
А через два дня в бригаду пришли полицейские проситься в партизаны, и один из них рассказал:
— Вот когда вы были в Углах, эшелон подбили и возвращались, то на пути у вас была сделана засада. Замаскировались мы в снегу под ельником. И вот, пришли ваших двое, присели — прямо перед нами, поделали свои дела и ушли дальше. Хотели мы по ним стрелять, да нельзя нам было. Думали, небольшой отряд пойдет, можно будет его обстрелять, а тут махина такая, вся бригада…
Действительно, когда шли с Николаем в боковом охранении, понадобилось нам оправиться, но и колонну терять из виду нельзя, пришлось присесть на бугре возле заснеженного ельничка, и двинулись дальше.
Полицейских в той засаде было человек тридцать, и почти треть их, человек восемь, пришли к нам, в партизаны. Как говорил тот полицейский, впечатление от нашей «диверсии» такое сильное было, что они полностью осознали свое поражение. Но и мы с Николаем хороши, не заметили засады, замаскированной в снегу ельника.
Не предугадаешь и не придумаешь, как и когда ты пройдешь рядом со своей смертью и что отведет ее от тебя.
Шли дни напряженные, каждый день выходили из лагеря отряды и группы на диверсии, в засады; и вместе с тем набиравшая силу и опыт бригада готовилась к крупным операциям, требовалась глубокая разведка. Нас с Хотько Павлом Васильевичем послали на связь с власовцами. Началось это так. Ночью вызвали меня в землянку особого отдела к Мите Фролову. Там уже был Хотько. Митя стал спрашивать, знал ли я, когда был в плену в Боровухе, военнопленного Сахарова. Я вспомнил, что был такой в лагере, мне припомнился человек лет тридцати пяти, в резиновых сапогах, зеленом ватном пиджаке, возился все с канализацией, он был инженером, казался хорошим парнем, звали его Саша.
— Так вот, — сказал Митя, — этот Сахаров сейчас командует батальоном власовцев. Стоит батальон в Боровке.
Сахаров передал, что хочет перейти к нам вместе с батальоном и просит Хотько выйти на встречу — но в расположении своего батальона! Получены и другие сведения. Зная от местного населения, что до войны Хотько был председателем Лепельского сельсовета, а затем одним из организаторов партизанского движения, Сахаров обещал коменданту лепельского гарнизона взять Хотько живым или мертвым. Эти сведения, как я потом узнал, сообщила наша разведчица, работавшая машинисткой в лепельской комендатуре.
Стали решать, как быть — посылать Хотько или нет, действительно ли Сахаров хочет перейти к нам или он ведет двойную игру? Встреча назначена в Боровке у хорошего знакомого Хотько. Я предложил: что, если мне поехать с Павлом и войти в хату первым, это будет как бы оправданно, ведь мы были знакомы с Сахаровым, он будет поставлен перед неожиданностью, мы выиграем какую-то минуту с изменением обстановки и в этот момент по его поведению, возможно, увидим, что является истинным его намерением, а что прикрытием. Так и порешили. Было трудно понять, что задумал Сахаров, это могла показать только личная встреча, а лишаться случая заполучить батальон нам нельзя.