Судьба открытия
Шрифт:
Приборы давно сняты со столов и как попало свалены на полки шкафов.
Прихрамывая, Григорий Иванович заметался от стены к стене. Стал переносить все то, что ему понадобится для работы. Вытирал тряпкой пыль. Устанавливал электрические нагреватели. Возле раковины складывал множество стеклянных сосудов и сосудиков, которые необходимо мыть. Засучил рукава. Приготовил щетки-ерши разных размеров.
— Значит, вертится Земля? — раздалось за его спиной.
Из коридора заглядывает директор института.
Он, как всегда, в красноармейской
И он сказал:
— С гидролизом-то у вас неплохо получилось!
— Эффект гидролиза — попутно, между прочим…
— Я понимаю, что попутно.
В лабораторию директор заглянул без определенного намерения. Он просто проходил по этажу и услышал — поздним вечером в комнате кто-то работает.
А о Зберовском у него не дальше, чем вчера, был телефонный разговор. Один из крупных академиков, самых видных ученых страны, позвонив в институт, справлялся у директора, что представляет собой доцент Зберовский.
Теперь, в лаборатории, директор подумал о вчерашнем звонке академика, однако рассказать Зберовскому об этом не счел нужным.
— Так! — проговорил он вместо этого. — Штурм не удался — надо перейти к осаде. Ну, желаю вам будущих побед!
Спустя несколько дней Григорий Иванович был сверх всякой меры обрадован, получив письмо от знаменитого ученого.
Академик хвалит статью «О технике гидролиза клетчатки». Называет ее очень своевременным трудом — и для развития науки и непосредственно для народного хозяйства, где с каждым годом растет потребность в дешевых моносахаридах — в глюкозе, например.
Академик пишет и о старых, полемических статьях Зберовского. Вопросы, в них поставленные, безусловно интересны, и было бы грешно исподволь не заниматься ими.
В конце письма был назван губернский город, далекий от Москвы, в котором, по решению правительства, создается новый университет. Там сейчас, видимо, было бы проще всего взяться за новую проблему — за поиски возможностей превращать клетчатку в сахарозу и крахмал.
Туда уже подбирают научные кадры. Объявлен конкурс на замещение должностей. Если это устроит Зберовского и он подаст свои документы на конкурс, его кандидатура будет автором письма поддержана.
Могли ли у Григория Ивановича возникнуть хоть какие-нибудь колебания? Конечно, нет. Все нужные бумаги он тотчас послал по почте.
Весна кончалась. Выпускники защищали дипломные проекты. Чувствовалась близость отъездов, расставаний, встреч. Одни — на практику. У других за рубежом диплома — вот, стоит руку протянуть — начнется изумительно прекрасная самостоятельная трудовая жизнь.
Среди весенней суматохи по институту распространился слух, будто бы доцент Зберовский тоже покидает Москву. Говорят, его куда-то пригласили продолжать свою научную работу.
С лязгом поворачивая из-за угла, к остановке
Наконец она увидела Зберовского. Поздоровавшись, решительно пошла с ним рядом.
Спросила, правда ли, что он куда-то едет для продолжения работы над клетчаткой. Он ответил: точно еще неизвестно, но он на это надеется. Тогда Лида, глядя в сторону, сказала: через две недели она получит диплом инженера; ей хотелось бы участвовать в дальнейших опытах; нельзя ли и ей поехать на службу туда, где пойдут его опыты?
Зберовский удивился:
— Ведь вы же конструктор, механик?
— Ну что ж, что механик! Разве нет литературы, по которой я могу учиться? Может, только моя помощь прошлой зимой оказалась вам бесполезной…
Покраснев, она смахнула внезапно побежавшую по щеке слезу.
— Господь с вами, Лида, голубчик! — воскликнул Зберовский. — Наоборот, я счастлив работать с такой помощницей, как вы!..
Они вошли в вестибюль института. Здесь их беседа прервалась. Григория Ивановича позвали в кабинет директора, а Лида заспешила вверх по лестнице.
Директор поднялся Григорию Ивановичу навстречу. Подал руку и странно медлил, посматривая со свойственной ему полуулыбкой — улыбались одни глаза. После паузы объявил:
— Позвал поздравить. Телеграмма. Вы утверждены заведовать кафедрой органической химии!
3
Новых зданий не успели построить. Но молодому университету отдали все лучшее, что нашлось в городе. Университет занял и бывший губернаторский дом, и бывшее дворянское собрание, дома бывшего кадетского корпуса и института благородных девиц, и еще несколько других, составлявших два квартала в центре главной улицы. Это были отличные дома в стиле прошлого века — массивные, с колоннами у фасадов, с треугольными фронтонами сверху. К университетским зданиям примыкал старинный парк.
Особенно весной — да, впрочем, и во всякое время года — аллеи парка теперь заполняла студенческая молодежь. Тут готовили зачеты, разговаривали, спорили. Сидели кто поодиночке с книгой, кто в кругу приятелей. Смеялись, пели песни. Казалось, этот парк и создан для студентов. Уже ничто здесь не могло напомнить о прежних губернаторских прогулках.
А губернию переименовали в область.
Пора первых трудностей постепенно оставалась позади; жизнь университета вошла в свое русло. Сюда приехало немало талантливых ученых. Государство не пожалело средств на лаборатории, библиотеки. И новый областной университет в короткий срок хорошо поставил учебу студентов и уже начал проявлять себя дельными научными трудами.