Судьба-Полынь Книга I

Болдырев Всеволод

Его крик утонул в густой ночи, а музыка и вправду смолкла. Сразу стало темнее и на душе заскребли кошки…

— Не сдавайся, — в камеру долетел шепоток. Красивый женский голос с хрипотцой. — Жди и верь. Будет больно. Меняйся. Хоть станет еще больнее. И, да — она уже рядом.

В коридоре послышались шаги. На стенах заплясали тени.

«Стражники», — холодно подумал Ильгар, приготовившись получить заслуженную взбучку.

Но перед решеткой замерла она.

Ильгар узнал. Не мог не узнать. Даже под бесформенным мужским плащом. Сделал три шага к чугунной решетке, отделяющей его от любимой.

— Я потерял перчатку. Извини. — Слова царапали глотку.

—

Но ты не потерял себя. — Теплая ладонь коснулась его груди. Огонь в небольшом медном фонаре казался золотым, а знакомо-забытый запах любимой служил доказательством, что это не сон. — Я слышу, как бьется твое сердце. Сейчас мне большего не нужно.

Она резко развернулась, собираясь уйти, но десятник сорвал с запястья браслет и, ухватив девушку за рукав, развернул к себе.

— Надень. Или Просто сохрани. Он сбережет твою красоту… так говорили эйтары.

— Я подожду, — в глазах Рики блеснул огонек. — Надену, когда придет время. Ждать недолго.

Девушка улыбнулась.

Вскоре в коридоре вновь стало темно и тихо. Молодой человек, совершенно разбитый и вымотавшийся, дремал, повиснув на прутьях. А за окном переливалась изумрудными трелями скрипка.

На втором суде Аларий не появился. Видно, удовлетворился тем, что молодой жнец остался без десятка и выброшенным из армии. Зато народу теперь собралось побольше. Городские чины, трое писарей, преатор Карвус, горожане, заслужившие честь и доверие решать судьбы подсудимых, и рядок пышно разряженных и веселых нобилей. Когда Ильгара ввели в зал, они смолкли, внимательно разглядывая его. Разжалованный десятник продолжал держать голову высоко, не прятался от взглядов, а в руке сжимал обломок меча. Почему-то парню казалось, что он не должен стесняться своей судьбы. Если даже Рика от него не отвернулся, чего самому терзаться? Он знал, что поступил правильно во время первой встречи с Элланде и никого не предал в плену.

Знать приготовилась к интересному зрелищу, горожане выглядели посуровее и собраннее. Карвус, со скуки, перекладывал перед собой листы, а писари уже вовсю скрипели по пергаменту перьями.

— Итак, — народный преатор положил ладони на стол. — Мы собрались, чтобы решить…

Дверь заскрипела. В зал вошел размашистой походкой Ракавир. В доспехах, белом плаще. Его темные волосы были зачесаны назад, лицо казалось жестким и властным. Этот человек выглядел могущественным. Это чувствовалось в каждом его движении.

— Воспользуюсь правом участвовать в суде, — громко проговорил он. — Случай вопиющей глупости, господа. Фарс.

Он без обиняков уселся рядом с преатором. Тот скорчил капризно-обиженную гримасу, будто кто-то покусился на его положение, но промолчал. Со ставленником Совета особо не поспоришь.

— Тогда продолжим, — пригубив воды из серебряного кубка, Карвус снова переложил перед собой стопку листов. — Этот разжалованный жнец…

— Совершенно не по делу разжалованный, — вставил Ракавир.

— Мы не станем обсуждать здесь дела военных, — вяло запротестовал народный преатор. — Наш суд — не трибунал. Мы решаем…

— А я стану обсуждать. Ибо — глупость несусветная. Это двенадцатый случай за прошедшие пять седмиц, когда военный трибунал незаслуженно лишает звания и казнит, отправляет в тюрьмы и ссылает в каменоломни молодых солдат. Опростоволосились на празднике — теперь лютуют. Ни один офицер не был наказан! Смею напомнить, что солдат показал себя храбрецом при нападении великанов на Сайнарию и спас несколько высокопоставленных особ. Сам получил ранения, но

продолжал защищать людей. За что получил благодарность и награду… Посему — вот вам мое единственное, окончательное слово. Предлагаю солдата оправдать. Он и так лишился меча и уже никогда не вернется в армию. Тот, кто хоть раз брал в руки меч — поймет, что это значит для едва оперившегося воина. Я говорю: невиновен. Думаю, Совет поддержал бы меня.

Ильгар смотрел в спину удаляющегося Ракавира со смешанными чувствами. Он ожидал, что Дарующий, так высоко стоявший в иерархии нового мира, выбросит его из головы и заставит Рику сделать то же самое. Но это… даже поверить сложно.

Суд закончился быстро. Закончился так, как не должен был. И Ильгар радовался этому.

Его освободили прямо в зале. Он отказался от положенного жалования в армии, не захотел и обращаться к местному вербовщику для работы в полях или гончарных и прочих лавках. Просто забрал свою одежду и, к немалому удивлению интенданта, обломок меча. Сунул его за пояс, приложил три пальца ко лбу и вышел на улицу.

Сайнария была подернута соленой пеленой, но чудовищно прекрасной. Как та мелодия в ночи.

Глава 32 Ная

— Что везу? Рыбу соленую, копченую, капусту квашеную, — бубнил Хостен, следуя за офицером патруля и словно ненароком оттесняя того от телеги. — На всю родню везу. Деревенька у нас маленькая, высоко в горах, такого добра не водится. Больше мясо в ходу. Овец разводим. Этим и живем. Потому, кто на ярмарку едет, на всех набирает. Не, в сам Лот не заезжал, что в нем делать? В городе шатров всегда останавливаюсь. Человечек знакомый там имеется, он товар загодя готовит, а я приезжаю, рассчитываюсь. Про шумиху в Лоте? Да, слышал, болтал народ всякое, то ли смута какая, то ли боги напали. Сам ничего не видел. И хорошо, что внутрь, за врата не сунулся, уберегла судьба очутиться в кипящем котле. А вы, значит, зачинщиков ловите? Благое дело. Ишь, удумали чего, негодники, народ будоражить, торговле вредить.

…Патруль появился внезапно. Его уже и не ждали на горной дороге — далековато от Лота. Хорошо, Хостен попридержал колдунов выбраться из бочек, велев потерпеть еще немного. Как чувствовал.

Четверо всадников преградили телеге путь, вынырнув из-за скалы. Пятый дожидался в сторонке. Суровые ребята, все при оружии, напряжены точно тетива на луке. Глаза так и рыскают, осматривают с подозрением телегу и самого возничего. Да не поймешь, чего больше — усердия или страха. Знатную, видимо, задали Дарующие жнецам трепку за упущенных колдунов, головы чьи-то точно полетели, оттого теперь вояки землю носом и рыли.

Окружили телегу по всем правилам, оружие наставили, учинили допрос. Хостен слез с козел, стянув шляпу, кланялся с почтением, с готовностью сбросил мешковину, показал груз. Чопорный офицер в новенькой, словно с парада, форме, кривясь, слушал вполуха. Старая телега, с замызганными неизвестно чем бочками, интереса у него не вызвала. Но приказ есть приказ. Надо досматривать.

— Вы, господин офицер, чего в телеге найти собираетесь? Тут, окромя бочек, ничего нет. А хотите, рыбкой угощу? Оголодали, поди, целый день на дороге торчать на пустой живот, — Хостен опередил жнеца, скинул крышку с ближайшей бочки, запустил огромную пятерню внутрь. Вытащив щедрую горсть, истекающей жирным рассолом рыбы, сунул офицеру в лицо, капая на форму и начищенные до блеска сапоги. — Кушайте, не стесняйтесь. Вкуснотища, хоть с костями ешь. Для служивых не жалко. Я ж понимаю, как нелегко вам приходится.