Судьба разведчика: Книга воспоминаний

Грушко Виктор Федорович

«Когда я поднялся на трибуну, — вспоминал он, — все заулыбались, ожидая обычных для меня шуток и прибауток. Но я выступил совсем в другом духе».

Эта была известная речь, в которой Шолохов резко критиковал советских писателей за отрыв от реальной жизни, за существование в некоем треугольнике: московская квартира — загородная дача — черноморский пляж. В зале стояла гробовая тишина.

И в последующие годы далеко не все и не всем публичные высказывания Шолохова приходились по душе. Известно, например, что он негативно относился к воззрениям Солженицына, хотя считал своим моральным долгом защищать социалистические идеалы, а вот их практическое воплощение — отнюдь не всегда. Он не мог простить Солженицыну, что его активно использует западная пропаганда. Думается также, что холодным отношениям между писателями

способствовали распространившиеся слухи о том, что автором «Тихого Дона» является не Шолохов, а белогвардеец Крюков, и Солженицын не опроверг их. В наши дни истина была однозначно установлена шведскими исследователями с помощью компьютерной техники. Шолохов очень болезненно относился к этим слухам, жаловался мне, что бесконечно устал от нападок и не собирается даже высказываться на эту тему. «Ты-то знаешь, Витя, что никто кроме меня не мог бы написать мой «Тихий Дон»».

У меня в этом никогда не было ни малейшего сомнения. Никто иной не смог бы даже приблизиться к шолоховской глубине раскрытия жизни нашего общества времен гражданской войны. Потрясение от невероятной силы романов Шолохова, видимо, стоило мне второго инфаркта, когда я перечитывал их в госпитале.

Прощаясь и предчувствуя, что мы уже не встретимся, Шолохов подарил мне сборник «Донских рассказов» с надписью:

«Дорогому Вите Грушко с жаждой потоптать еще не одну путь-дорожку вместе и рядом.

М. Шолохов. 30.12.69»

Глава 5

Премьер-министр Норвегии Герхардсен и его супруга Верна

Из всех политических знакомств во время моей работы за рубежом одно выделяется как наиболее интересное, значимое и запоминающееся: супружеская чета Эйнар и Верна Герхардсен. Никто не повлиял в такой степени на расширение моих познаний о норвежском обществе, о возможностях социал-демократии, на мое мироощущение в тот период жизни, как они.

Как случилось, что именно мне, новичку в международных делах, по сути практиканту советского посольства в Осло, посчастливилось познакомиться с норвежским премьер-министром и его супругой и установить отношения, которые продолжались почти двадцать лет и переросли чуть ли не в товарищеские. Я стал вхож в их семью, и уже в 1958 году Эйнар Герхардсен сделал памятную надпись на подаренной мне фотографии: «С признательностью за приятную дружбу».

Он был опытнейшим государственным деятелем, «отцом нации», обладавшим необычайным политическим чутьем, неоспоримыми качествами лидера, мужеством и решительностью; она — пламенной социалисткой, активисткой молодежного движения, очаровательной и целеустремленной женщиной, отдававшей себя целиком политической работе. А я? Я был всего лишь 24-летним советским дипломатом, впервые оказавшимся за границей и лишь немного говорившим на норвежском языке.

Последнее обстоятельство, кстати, вполне могло иметь отношение к их симпатиям. Дело в том, что в середине 50-х годов в нашем посольстве было всего два человека, которые использовались в качестве переводчиков с норвежского языка. Одним из них был Юрий Дерябин, ставший впоследствии послом в Финляндии, другим — я, и мы оба старательно совершенствовали свои языковые, знания и навыки. И Эйнар, и Верна не знали ни слова по-русски, а их английский был далек от совершенства. Когда Герхардсен и его супруга посещали советское посольство, мне, как правило, приходилось переводить.

А у посетителя подчас складывается более тесный контакт с переводчиком, нежели с официальным собеседником. Герхардсен, скажем, ведет непринужденную беседу с советским послом и произносит: «Помните, мы говорили о том…» Но посол просто не может помнить, потому что при сем присутствовал вовсе не он, а другой представитель Советского Союза, и нередко возникало странное чувство, будто бы он обращается в первую очередь ко мне. Переводчик-то один и тот же и действительно помнит, о чем речь…

Определенную роль сыграли и другие обстоятельства. Непосредственным поводом для моего более близкого знакомства с мужем и женой Герхардсенами, и в первую очередь с Верной,

послужило установление личных контактов между советскими и норвежскими представителями на различных уровнях, которое привело к осуществлению первого официального визита премьер-министра Норвегии в Советский Союз.

Началом в расширении двусторонних контактов стало приглашение делегации руководителей норвежских молодежных организаций — и Верны в том числе — в Советский Союз в 1954 году. Нам, работникам посольства, предстояло создать благоприятную атмосферу до и во время указанной поездки. Делегация была принята на высоком уровне и получила возможность посмотреть страну, в частности побывать в Армении.

Когда норвежские делегаты вернулись домой, мы пригласили их в посольство для подведения итогов визита. Хочу подчеркнуть, что Верна Герхардсен выезжала в Советский Союз как активистка молодежного движения Норвегии. В это время премьер-министром был Оскар Торп, а Герхардсен занимал пост президента стортинга (парламента) и председателя правящей Норвежской рабочей партии (НРП).

Возможность подружиться с Верной и Эйнаром представилась, когда группа советских школьников побывала в молодежном летнем лагере неподалеку от Осло в июле 1956 года. Но это было уже после официального визита Герхардсена в Советский Союз в качестве премьер-министра в ноябре 1955 года. В Норвегию прибыли мальчики и девочки, которые привыкли отдыхать летом у себя на родине в пионерских лагерях, и такая встреча для советских пионеров и норвежских скаутов была в диковинку. В течение двух недель, пока дети отдыхали вместе, Эйнар Герхардсен неоднократно наведывался в лагерь. Однажды он вместе с Верной провел там целое воскресенье и остался на вечерний концерт, организованный норвежскими и советскими ребятишками.

Помогать работникам лагеря от советского посольства было поручено мне. Хлопот, признаюсь, было немало, зато довелось неоднократно встречаться с четой Герхардсенов. Все это закончилось тем, что трех пионервожатых, а также молодых представителей посольства — Евгения Белякова и меня с женами — Герхардсен пригласил к себе на дачу, где мы и провели целый день. Была хорошая погода и отличное настроение.

Почему Герхардсен уделял так много своего расписанного по минутам времени общению с советскими людьми? В чем состоял политический смысл установления контакта, который явно выходил за рамки официальной дипломатии, подчиняющейся строгому протоколу? Для норвежских политиков того времени было крайне необычным поддерживать личные отношения с советскими дипломатами, которых средства массовой информации называли не иначе как «опасными шпионами». Убежден, что Эйнар Герхардсен и его супруга сознательно шли на развитие неформальных отношений, прекрасно зная, что они рискуют толкнуть на ответные действия правые силы в Норвегии, консерваторов в собственной партии и американцев.

Думается, что, решившись на установление таких контактов, Герхардсен преследовал далеко идущие цели. К чисто политическим аспектам такого подхода я вернусь чуть позже в этой главе. Здесь же не могу не рассказать о стиле поведения супругов Герхардсен. Он был полной неожиданностью, а в некоторых случаях вызывал изумление, близкое к шоку у людей, выросших в Советском Союзе.

Вот мы сидим у костра на его даче. Герхардсен варит для всех кофе на живом огне в старой закопченной кастрюльке. Он рассказывает о борьбе с алкоголем в норвежском рабочем движении во времена своей молодости, о необходимости собирать активистов именно у такого костра для бесед за кофе, чтобы не позволить дурным привычкам ослабить историческую борьбу трудящихся. Сам Герхардсен был абсолютным трезвенником.

Беседа переходит на другие темы. Обычный человеческий разговор в непринужденной обстановке. Герхардсен берет на колени моего годовалого сынишку Александра и нянчит его. Саша отвечает пылкой взаимностью и мочится на брюки норвежского премьера. Тот воспринимает происходящее с беспечной улыбкой как нечто вполне естественное. Беседа продолжается.

Мы сидим неподалеку от очень скромной дачи, которую Эйнар унаследовал от своего отца. Достойна ли эта загородная резиденция премьер-министра? Как живут руководители нашего государства, я в то время не знал, но мне с трудом верилось, что нахожусь на даче премьер-министра развитой страны Запада и он сам варит на костре кофе.