Судьба Шута

Хобб Робин

– Быть может, наступил один из моментов для перемен, с ним иногда такое случается, – сказал я Прилкопу. – Я очень на это надеюсь. Несколько дней его будет лихорадить, потом с него сойдет слой кожи, как после ожога. И следующий слой окажется более темным. Если дело именно в этом, то нам остается лишь ждать.

Прилкоп коснулся своих щек, улыбнулся мне и сказал:

– Так я и подозревал, – сказал он. – У некоторых из нас такое случается. Потом все проходит. – Взглянув на Шута, он добавил: – Если дело только в этом. – Черный Человек

покачал головой. – Он получил слишком много ран.

Мне в голову пришел вопрос и я, не подумав, задал его:

– Но почему вы изменяетесь? Почему это происходит с Шутом? Бледная Женщина осталась белой.

Он недоуменно развел руками.

– Я много размышлял над этим вопросом. Быть может, мы сами меняемся по мере того, как изменяем мир. Другие пророки, которые остаются белыми, много говорят, но мало делают. Твой друг и я в юности предсказывали большие изменения. А потом ушли в мир и принесли ему эти изменения. Возможно, мы изменили и самих себя.

– Но Бледная Женщина не сидела сложа руки, она тоже пыталась менять мир.

Он улыбнулся с мрачным удовлетворением.

– Она пыталась. И потерпела неудачу. Мы победили. Мы изменяемся. – Затем он склонил голову набок. – Может быть, во мне говорит старость. – Прилкоп посмотрел на спящего Шута и кивнул своим мыслям. – Сейчас ему необходим отдых. Сон и хорошая пища. И спокойствие. Возьми Олуха – и идите ловить рыбу. Ему полезно поесть свежей рыбы.

Я покачал головой.

– Я не хочу оставлять Шута, пока он в таком состоянии.

Прилкоп мягко положил руку мне на плечо.

– Твое присутствие тревожит его. Он ощущает твое беспокойство. Он лучше отдохнет, если ты уйдешь.

Неожиданно Олух негромко пробормотал:

– Нам нужно домой. Я хочу домой.

Шут напугал меня, когда хрипло произнес мое имя:

– Фитц.

Я тут же подошел к нему с чашкой воды. Он не хотел пить, но я настаивал. Когда он отвернул лицо в сторону, я убрал чашку.

– Ты хочешь чего-нибудь?

Его глаза лихорадочно горели.

– Да. Я хочу, чтобы ты вернулся домой.

– Он сам не знает, что говорит, – сказал я Прилкопу. – Я не стану его слушать.

Шут сделал глубокий вдох и с трудом заговорил:

– Нет, знаю. Я знаю, что говорю. Возьми Олуха. Возвращайтесь домой, оставь меня здесь. – Он раскашлялся и жестом попросил воды.

Сделав насколько маленьких глотков, он глубоко вздохнул. Я помог ему опуститься на постель.

– Я не оставлю тебя здесь, – обещал я Шуту. – Мы пробудем здесь столько, сколько потребуется. Ни о чем не беспокойся. Я буду рядом.

– Нет. – Он был раздражен, как это часто бывает у больных. – Выслушай меня. Я должен остаться. Здесь. На время. С Прилкопом. Я должен осознать… когда я, где я… мне нужно… Фитц, он может мне помочь. Он знает, что от этого я не умру. Пришло время моего изменения. Но то, что мне необходимо понять, я должен понять в одиночестве. Некоторое время я хочу побыть

один. Подумать. Ты понимаешь. Я знаю. Я был тобой. – Он потер лицо тонкими пальцами. Сухая кожа слоями слезала с него, под ней была новая, более темная. Шут перевел взгляд на Прилкопа. – Он должен уйти, – сказал он, словно Прилкоп мог меня заставить. – Он нужен дома. И ему нужно домой.

Я сел на пол возле его кровати. Я и в самом деле понимал. В моей памяти всплыли долгие дни моего выздоровления после того, как я столько времени провел в темнице Регала. Я вспомнил неуверенность, которой был охвачен. Пытки унижают человека. Не выдержать испытаний, кричать, молить о пощаде, обещать… Человек не в силах простить такие вещи, если сам через это не прошел. Шуту необходимо время, чтобы заново осознать, кто он такой. Я не хотел, чтобы Баррич задавал мне тысячи вопросов; я даже не хотел, чтобы он проявлял заботу и доброту. На каком-то инстинктивном уровне он это понимал и позволял мне подолгу сидеть и молча смотреть на луга и гору. Было трудно признать, что я человек, а не волк: еще труднее – что остался самим собой.

Шут вытащил тонкую руку из-под одеяла и неловко похлопал меня по плечу, а потом его пальцы скользнули по моей заросшей щеке.

– Отправляйся домой. И побрейся, когда доберешься туда. – Он слабо улыбнулся. – Дай мне отдохнуть, Фитц. Просто отдохнуть, ничего больше.

– Хорошо. – Я попытался убедить себя, что Шут меня не отвергает. Повернувшись к Олуху, я сказал: – Что ж, мы вернемся домой. Одевайся потеплей, но ничего не бери с собой. Еще до наступления ночи мы будем в Баккипе.

– И снова будет тепло? – нетерпеливо спросил Олух. – И там будут всякие вкусные вещи? Свежий хлеб и масло, молоко и яблоки, сладкое печенье и изюм? Сыр и ветчина? Сегодня вечером?

– Я постараюсь. А ты готовься. И передай Чейду, что мы отправляемся домой сегодня. А я скажу стражнику у ворот, что мы приплыли рано утром. Потому что ты замерз.

– Да, я замерз, – охотно согласился Олух. – Но никаких лодок. Ты обещал.

Я ничего ему не обещал, но все равно кивнул.

– Никаких лодок. Одевайся, Олух. – Я повернулся к Шуту. Он закрыл глаза. – Что ж, все будет так, как ты хочешь. Как и всегда. Я отведу Олуха домой. Меня не будет один день. В крайнем случае два. Но я вернусь с вином и едой. Чего бы ты хотел? Что тебе принести?

– У тебя есть абрикосы? – спросил меня Шут слабеющим голосом.

Он явно не понял, что я ему сказал.

– Я постараюсь принести абрикосов, – обещал я, хотя сомневался, что у меня получится.

Потом я убрал прядь волос, упавшую ему на лицо. Его волосы стали сухими и ломкими. Я посмотрел на Прилкопа. Он кивнул, отвечая на мою молчаливую просьбу. Перед уходом он накрыл одеялом хрупкие плечи Шута. Наклонившись, я коснулся лбом его лба.

– Я скоро вернусь, – поклялся я.

Шут ничего не ответил. Возможно, он уже спал. Я оставил его в пещере.