Судьба Убийцы
Шрифт:
Я сняла меховые ботинки. Этот весенний день уже сейчас был слишком теплым для них. Я вытерла и расправила их как смогла. Потом сняла обрывки чулок и посмотрела на свои бледные съежившиеся ступни. Я не могла вспомнить, когда в последний раз ходила босиком. Придется привыкнуть к этому. Я прижала ботинки к груди и пошла в сторону рынка.
Там, где продаются вещи, есть люди, которые их покупают. К тому времени, когда я пришла на рынок, мои ноги уже были грязными и поцарапанными о камни, но голод перевешивал боль. Мне было трудно идти мимо прилавков, торгующих ранними фруктами, свежеиспеченным хлебом и мясом. Я не обращала внимания на странные
Я нашла прилавки, на которых продавали ткань и швейные изделия, а затем тележки, торгующие одеждой и ветошью. Я молча предложила свои ботинки нескольким прилавкам, прежде чем кто-то проявил к ним интерес. Женщина, которая взяла их у меня, вертела их снова и снова. Она хмурилась, ворчала на меня, снова смотрела на них, а затем протянула мне шесть медных монет. У меня не было никакой возможности торговаться. Хорошее или плохое, это было единственное сделанное мне предложение, так что я взяла монеты, поклонилась ей и отступила от ее прилавка. Я попыталась раствориться в толпе прохожих, но чувствовала, как ее глаза следили за мной.
Я молча протянула две монеты у прилавка булочника. Продавец задал мне вопрос, и я показала на закрытый рот. Молодой человек посмотрел на монеты, потом на меня, поджал губы и отвернулся к накрытой корзине. Он предложил мне засохшую булку, которой, скорее всего, было уже несколько дней. Я взяла ее трясущимися от нетерпения руками и благодарно поклонилась. Странное выражение пробежало по его лицу. Он схватил меня за запястье, и все, что я могла сделать, - попытаться не закричать. Но затем из свежей выпечки перед собой он выбрал самую маленькую сладкую булочку и дал ее мне. Я думаю, мой полный благодарности взгляд смутил его, потому что он прогнал меня, словно бродячего котенка. Я спрятала еду под туникой вместе со сломанной свечкой и побежала искать безопасное место, чтобы съесть ее.
В конце торговых рядов я обнаружила общественный колодец. Еще никогда я не видела ничего похожего. Теплая вода пузырилась в каменном бассейне. Излишки выливались в специальный лоток. Я увидела, как женщины наполнили ведра, а потом как девочка наклонилась и выпила воды из сложенных ладоней. Я поступила также, опустившись на колени у воды и попробовав ее. Вода странно пахла и имела сильный привкус, но она была влажной и неотравленной, а это было все, что имело для меня значение. Я утолила жажду, затем брызнула немного на лицо и потерла ладони друг о друга. По-видимому, это было не принято здесь, потому что мужчина рядом раздраженно крякнул и послал мне хмурый взгляд. Я поднялась и поспешила прочь.
За рынком находилась улица торговцев. Здесь не было рыночных прилавков, зато стояли большие здания, построенные из камня и дерева. Их двери были раскрыты дневному теплу. Проходя мимо, я почувствовала запах коптящегося в дыму мяса, а затем услышала, как столяр строгает дерево. На открытом пространстве рядом с магазином столяра лежали штабели необработанной древесины. Я посмотрела по сторонам, а затем скользнула в их тень. Сложенные доски скрыли меня от улицы. Я села на землю и прислонилась спиной к поленнице благоухающего дерева. Я достала свой хлеб и заставила себя съесть сперва старую булку. Она была жесткой и залежалой – и невероятно вкусной. Я дрожала, пока ела. Когда с ней было покончено, я замерла, тяжело дыша и чувствуя, как последний кусочек движется из горла в желудок. Я могла бы съесть еще десяток таких.
Взяв
Другое воспоминание возникло в голове. Другой нищий, покрытый шрамами, покалеченный и замерзший. Вероятно, он был голоден сильнее, чем я сейчас. Я пыталась быть доброй к нему. А мой отец ударил его, а потом еще и еще раз. А затем оставил меня, чтобы доставить его в Баккип для исцеления. Я попыталась совместить эти кусочки информации с теми, которые слышала позже, но они соединялись только в нечто невразумительное. Так что вместо этого я задалась вопросом, почему никто не смотрел так на меня, маленькую, голодную и одинокую, и не предлагал мне яблоко.
Мой рот наполнился слюной при мысли о яблоке, которое я дала тому бедняку. О, какие были каштаны в тот день - горячие на ощупь, когда я чистила их, и сладкие во рту. Мой живот скрутило, и я съежилась.
У меня осталось четыре маленькие монетки. Если булочник будет завтра так же добр, как сегодня, у меня будет пища еще на два дня.
Солнце грело сильнее, и день светлел. Я посмотрела на свои ноги. Грязь покрывала босые ступни, и ногти на ногах были длинными. Ватные штаны запачкались. Мой прежде зеленый жилет из Ивового Леса теперь был заляпан пятнами, его рваные края свисали до бедер. Манжеты нижней рубашки были все в саже. Очень убедительная нищенка.
Мне следовало спуститься вниз к докам и узнать, не было ли там кораблей, которые направлялись в Бакк или хотя бы куда-нибудь в Шесть Герцогств. Я подумала о том, как бы могла спросить об этом и заработать на проезд. Солнце светило ярко, а моя одежда была слишком теплой для жаркого дня. Я спряталась глубже в тень и, свернувшись, прижалась спиной к поленнице. Я не собиралась засыпать, но уснула.
Я проснулась поздно после полудня. Тень покинула меня, но я спала до тех пор, пока солнечные лучи не добрались до моих глаз и не разбудили меня. Я села, чувствуя ужасную слабость, головокружение и жажду. Я поднялась на ноги и пошла. Мой небольшой запас храбрости исчез. Я не могла заставить себя спуститься к докам или хотя бы продолжить исследование города. Я вернулась к развалинам, у которых нашла приют прошлой ночью.
В городе, полном странностей, я находила утешение в тех немногих вещах, которые были мне знакомы. При свете дня вода в старом фонтане в саду разрушенного дома была зеленоватой, и маленькие черные водяные существа сновали в ее глубине. Но это была вода, а я хотела пить. Я попила, а затем разделась, чтобы помыться, насколько это было возможно. Я постирала свою одежду и удивилась, каким сложным оказалось это занятие. Мне снова подумалось о том, какая легкая жизнь была у меня в Ивовом Лесу. Я вспомнила о слугах, которые удовлетворяли все мои потребности. Я всегда была вежлива с ними, но благодарила ли я их по-настоящему хоть раз за все, что они делали? Мне вспомнилась Коушен и то, как она одолжила мне свои кружевные манжеты. Была ли она еще жива? Думала ли Коушен иногда обо мне? Хотелось плакать, но я не стала.