Судьба вампира
Шрифт:
Сегодня утром она хотела подойти к нему и спросить, что же он написал за эти дни. Она и предположить не могла, что эти дни он просидел на диване, положа руки на колени и устремив пустой взор в потолок.
Но она бы никогда не сказала ему и слова в упрек. Она могла лишь пошутить о том, что день для нее потерян, ибо ей нечего сегодня читать.
Как ни странно, Люция в комнате не оказалось. Кровать его была застелена, а это значило, что спать он не ложился. Она посмотрела в угол, где обычно стояла его трость, но ее там не было.
Яростной
Следующая пятиминутка побила все рекорды по скорости ее передвижения. Она уже сворачивала на ухабистую грунтовую дорогу, ведущую прямиком к Пиале, когда увидела впереди своего брата. Рядом с ним бежала черная овчарка.
Люций шел неспешной походкой, смотря прямо перед собой и лишь изредка поглядывая на собаку. В руках у него не было ни трости, ни поводка.
— Люций? — закричала она и остановилась.
Но поэт и глазом не моргнул. Как продолжал идти, так и шел по направлению к дому.
Наконец, когда он достиг крыльца и поднялся по ступеням (Эскудо в это время обнюхивал углы у дома, проверяя все ли из его съестных припасов целы), она подбежала к двери и открыла ее перед ним, боясь, что он врежется в нее головой, как это уже бывало с ним не раз.
Поэт молча прошел по прихожей, беспрепятственно преодолел расстояние до лестницы, поднялся по ней и исчез за дверью своей спальни.
Последовать за ним она осмелилась лишь спустя несколько минут.
Было ли это явью?
Или все то, что с ним произошло — безумная фантазия, которая являлась лишь продолжением его долгих скитаний по стране снов?
Ему оставалось это неведомо до самого последнего момента. И момент этот наступил, когда он впервые открыл глаза.
Но прежде его память прокрутила в страждущем сознании кадры нежданной встречи с таинственным незнакомцем.
— Здравствуй, Люций, — сидя у самой кромки озера, он подумал, что услышанный им голос не что иное, как отпечаток вечности, нависшей невидимым куполом над темной гладью воды.
Тихий и вкрадчивый, он раздался из параллельного мира, о существовании которого поэт прежде и не знал. Это подтверждалось и тем, что никаких шагов он не слышал, хотя на слух никогда не жаловался. Никаких колебаний воздуха не улавливал, хотя осязание от рождения было развито у него лучше всех остальных чувств.
— Пиала успокаивает, — едва слышно сказал невидимка. Но Люций уловил каждое слово, произнесенное с неповторимой бархатной интонацией.
— Вода здесь холодная. Темная до черноты, с пучками зеленой тины у дна. А я вижу дно, — легкий сарказм в голосе призрака придавал ему еще большую странность, граничащую с очарованием. — Хочешь так же?
Люций повернулся в сторону говорящего.
— Кто вы?
— Меня зовут Венегор, — незнакомец поднялся и кивнул головой в знак приветствия. — Зови меня на «ты».
Если бы Люций мог видеть, то он бы лицезрел
— Ты, наверное, хочешь знать, как я здесь оказался? Я гулял по противоположному берегу и услышал стоны твоей измученной души. И я не смог остаться равнодушным к твоей боли. В подтверждение своих слов я возвращаю тебе Эскудо.
Люций не знал, что сказать. В голове копошились самые разные мысли. Строились разнообразные предположения. Кто этот незнакомец? Что ему надо? Откуда он знает об исчезновении пса? Нет, он не из параллельного мира. Этот человек был вполне осязаем и стоял сейчас прямо перед ним. И он пугал его.
— Позови его.
— Ты серьезно?
— Позови, позови.
— Эскудо! — прокричал поэт, сам удивляясь отсутствию нерва в голосе. — Эскудо!
Через мгновение до его ушей донеслись звуки быстрого бега. Не успел он опомниться, как ноги его подкосились под навалившейся тяжестью. Радостный лай оглушил его. Ему осталось только подставить вторую щеку, ибо одна уже оказалась полностью вылизана жарким шершавым языком.
— Эскудо, проказник, где же ты был? — Люций еле сдерживал порыв овчарки зализать его уши, которые она с детства имела обыкновение осторожно покусывать.
— Он был со мной, — странный незнакомец уже не казался таким странным, не вызывал первоначального опасения у поэта. Тревога в сердце поугасла. И Люций понял, что она была вызвана лишь внезапностью появления чудаковатого странника.
— С тобой?
— Да, я попросил его помочь мне с одним делом. И он любезно согласился.
Попросил? — рука поэта непрестанно гладила животное.
— Да, попросил. Что в этом удивительного? Я общаюсь со всеми, кого вижу здесь у озера. С птицами, с животными, с деревьями. Они все помогают мне. Если мне что-нибудь нужно от них, я, не задумываясь, иду к ним и прошу, — усталый вздох венчал его откровение, а потом он спросил.
— Ты доволен?
— Чем? — не понял Люций.
— Тем, что я вернул тебе поводыря. Теперь ты сможешь, как и раньше, гулять с ним по городу, ходить к озеру, наслаждаться тишиной прибрежной воды.
— Спасибо, конечно, но, по-моему, это все-таки моя собака.
— Зови его по имени. Будь уважительнее с ним, ведь без него ты ничего не стоишь.
— Я бы так не сказал, — Люций пытался понять, к чему клонит его собеседник, но пока лишь мучился предположениями, хотя смутное предчувствие скорой разгадки уже посетило его.