Судьба Вайлет и Люка
Шрифт:
— Можешь идти к черту. Звонишь мне как какой-то псих. Серьезно. Думаешь, я буду с тобой разговаривать? — Я бросаю ему блокнот, и он падает в воду и лед, а страницы моментально промокают. Я поворачиваюсь на каблуках и обхожу вокруг столов, за которыми сидят люди, некоторые смотрят на меня. За десять секунд мне удалось превратиться из напряженной официантки в Вайолет, которая вот-вот сойдет с ума. Я чувствую гнев в центре моей груди, расширяющуюся дыру, разрывающуюся еще больше.
Стэн следует за мной, пока я бегу к стойке.
— Так ты видела их той ночью? — он спросил. — Тех, кто вломился в
Я не отвечаю, умоляя себя сохранять спокойствие. Я должна. Есть ресторан, полный людей, наслаждающихся ужином и семейным времяпрепровождением, и у меня будут серьезные проблемы, если я устрою сцену.
— Ты нашла их? — он спросил. — Своих родителей? Кажется, я где-то читал, что это ты сделала? И что ты оставалась в доме двадцать четыре часа, прежде чем вызвала полицию. Зачем ты это сделала?
Я резко останавливаюсь у стойки перед кассой, где Шерри, официантка средних лет с седой стрижкой, подсчитывает счета. Я оборачиваюсь.
— Иди на хуй, Стэн.
Как раз в тот момент, когда я это говорю, выходит мой босс и владелец ресторана Бенни.
— Вайолет, — шипит Бенни, оглядывая столы и кабинки. Его лицо краснеет, а голос понижается. — Иди в подсобку прямо сейчас.
Тогда все обостряется. Репортер выбегает через парадную дверь, бросив то, что он начал. Я пробираюсь в заднюю кухню, и через несколько секунд входит Бенни. Он также повар и носит этот грязный белый фартук, который завязывается вокруг его круглого живота. Я не могу перестать смотреть на пятна, пока он стоит перед духовкой и ругает меня. Пятна красные, наверное, от кетчупа, но выглядят как кровь. Кровь. Смерть. Кровь. Я начинаю визуализировать вещи, не только о моих родителях, но и о себе. Моя смерть. Как это произойдет. Ужасно. Трагически. Я представляю себя лежащей на полу умирающей вместе с родителями. На секунду я чувствую себя хорошо.
— Вайолет, я думаю, мне придется тебя уволить, — говорит Бенни, а я только и делаю, что смотрю на его лысину, блестящую в флуоресцентном свете.
Я бы, наверное, просто позволила ему уволить меня, но тут входит Грейсон. Он одет в костюм бармена, белую рубашку и черные брюки, и в руке у него стакан.
— Эй, Бенни, сделай ей поблажку. У нее плохой день.
— Мне наплевать, если у нее плохой день, — отвечает он, снимая крышку с кастрюли из нержавеющей стали. — Она сбросила F-бомбу в мой ресторан. Там есть дети, которые плачут из-за этого.
— Ага, но парень схватил ее за задницу, — врёт Грейсон, быстро поглядывая на меня. — Ты должен дать ей поблажку. Это сексуальное домогательство.
Бенни выглядывает из-за кастрюли и берет большую ложку с полки из нержавеющей стали.
— Это правда, Вайолет?
Я пожимаю плечами, зная, что должна приложить больше усилий, но в моей груди слишком много тяжести, чтобы волноваться. Кажется, меня волнуют только чертовы красные пятна на его фартуке.
— Наверное, да.
— Ты так думаешь или нет? — спрашивает он, помешивая кипящую воду.
Грейсон давит на меня взглядом «Что ты делаешь? Я просто дал тебе легкий выход»
Я устало вздыхаю, заставляя себя приложить больше усилий, потому что мне нужна моя работа.
— Да, он схватил меня за задницу… Извини, что уронила F-бомбу.
Бенни разочарованно вздыхает
— В следующий раз расскажи мне, прежде чем бросаться неуместными словами. Хорошо?
— Хорошо.
Он хмурится, его лоб сморщивается, но он отпускает меня, говоря, чтобы я взяла следующие несколько дней выходных и собралась. Я делаю глубокий вдох, киваю, беру с полки сменную одежду и выхожу подышать свежим воздухом. Мне придется потерять недельную зарплату. Я злюсь не на себя, а на репортера. Я выбегаю из ресторана на заднюю парковку, где паркуются сотрудники. Небо все еще покрыто серыми тучами, но дождь превратился в морось, и здания вокруг освещаются светом квартал.
Я сжимаю челюсть и иду к середине грязной парковки, сжимая одежду в руках. Внезапно я сжимаю руки в кулаки и кричу сквозь стиснутые зубы:
— Трахни его! Блядь! — Я думала, что давно избавилась от репортеров. Этот должно быть был здесь, потому что полиция возобновляет дело.
Внезапно я слышу хруст гравия, когда кто-то приближается ко мне.
— Ты в порядке? — С беспокойством спрашивает Грейсон.
Я остаюсь неподвижной.
— У меня все нормально. Всего лишь неделя без работы. Я должна быть благодарна, что он не уволил меня. — Я хочу сказать спасибо, потому что он помог мне, но я даже не знаю, как и с чего начать.
— Я не об этом. — Он останавливается позади меня, и я слышу его дыхание. — Я имею в виду то, что тот парень сказал тебе.
Я вонзаю ногти глубже в ладони. Я должна ударить его. Я должна была ударить репортера. Мне нужно что-нибудь ударить. Мне нужно избавиться от этого дрожащего, острого, болезненного ощущения.
— Я в порядке.
Грейсон двигается рядом со мной, и мои мышцы напрягаются. Он идет в беспорядок, в который он не должен идти, потому что я серьезно думаю о том, чтобы ударить его, просто чтобы я смогла сделать что-то, чтобы остановить это режущее чувство внутри меня.
Он протягивает мне стакан, наполненный красной жидкостью.
— Это тебя успокоит.
Я осторожно смотрю в стакан, чувствуя, как закипает гнев.
— Что это?
— Водка и клюква.
— Я не пью.
— Я не налил в него много водки. — Он продолжает держать стакан с сочувственной улыбкой на лице.
Я выхватываю у него стакан и проливаю немного на свои ботинки. Делаю несколько глотков, чувствуя, как жжение алкоголя смешивается с тревожным жжением внутри меня. Я подливаю масла в огонь. Я знаю это. И я должна просто вылить его на землю и уйти.
Вместо этого я допиваю остаток напитка и возвращаю пустой стакан Грейсону.
— Спасибо.
— Пожалуйста. — Он берет стакан и вращает его между руками. — Я заканчиваю работу примерно через тридцать минут… ты можешь подождать… приходи потусоваться в баре, и мы могли бы вместе сесть на автобус и добраться до дома.
— Разве Сет не заедет за тобой?
— Нет, Люк и он устраивают вечеринку в квартире, и я уверен, что они оба слишком пьяны, чтобы вести машину.
Я поворачиваю голову и смотрю на него, задаваясь вопросом, как много он услышал. Он слышал, что моих родителей убили? Что я нашла их. Есть ли сейчас в моей жизни еще кто-нибудь, кто знает о моем испорченном прошлом? — Сколько ты слышал?