Судьба высокая «Авроры»

Чернов Юрий Михайлович

Шальной или преднамеренный выстрел — попробуй определи! — напомнил, что рядом враг. Выстрел раздался со стороны Васильевского острова, пуля рикошетировала, звякнув о левый борт у полубака.

Задраили иллюминаторы броневыми крышками.

В 21 час сигнал боевой тревоги всколыхнул крейсер. Едва горнист выдохнул последние звуки, матросы заняли места по расписанию.

На мостике — судовой комитет. Белышев не отрывает от глаз бинокля, вглядываясь в неподвижную мглу Петропавловской крепости.

Для надежности сигнальщики дежурят на набережной,

откуда крепость и шпиль отлично просматриваются. Но и они не видят заветного красного фонаря.

Баковое орудие заряжено холостым зарядом. Десятый час. Что же случилось?

Мичман Соколов поглядывает на часы, недоуменно подергивая плечами. Огромный, молчаливый комендор Евдоким Огнев внешне невозмутим. Он стоит, широко расставив ноги. Лишь желваки ходят на щеках.

Белышев нервничает. Задержка неожиданна, непонятна и, как все непонятное, тревожит. Стрелки ползут: 21 час 15 минут, 21 час 35 минут.

Может быть, Временное правительство сдалось без боя? Почему же такая тишина? Почему — ни посыльных, ни известий? Почему Петропавловская крепость словно растворилась во мраке? Ни огонька!

Между тем Петропавловку объяла та тишина, которая предшествует буре. Получив из частей, выделенных для штурма Зимнего, рапорт о боевой готовности, в крепости зарядили и выдвинули для боя орудия. Оставалось дать сигнал для выстрела «Авроры». Его ждали замершие перед броском войска на Дворцовой площади.

Г. Благонравов, комиссар Петропавловской крепости: Стемнело. Непредвиденное и мелкое обстоятельство нарушило наш план: не оказалось фонаря для сигнала. После долгих поисков таковой нашли, но водрузить его на мачту так, чтобы он был хорошо виден, представляло большие трудности…

21 час 40 минут. Сигнальщики с набережной замигали фонариками. Это означало: над Петропавловской крепостью пополз вверх воспаленно-красный сигнальный фонарь. — Прожекторы на Зимний!

Белышев не узнал своего голоса — такой он был властный.

Световая лавина обрушилась на торцовые окна дворца. Вслед за «Авророй» вспыхнули прожекторы на «Амуре», «Забияке», перечеркнули огненными полосами небо, уперлись в стены домов, заскользили по Зимнему.

— Слушай мою команду! — Белышев напряг голос. — Носовое — огонь!

Яркая вспышка озарила темный силуэт комендора и его расчета, полыхнула, вырвав из мглы полнеба. Громовой раскат, удаляясь, пронесся над Петроградом.

Привкус жженого металла остался на губах чуть оглушенного Евдокима Огнева. В ближайших домах на набережной зазвенели, падая, стекла. Эхо выстрела еще катилось над городом, а брусчатка петроградских улиц затряслась от топота, зататакали пулеметы, выбрасывая из горячих стальных горловин струи свинца. Опоясанные лентами кронштадтцы, порывистые красногвардейцы, солдаты в серых папахах подымались с мокрых осенних мостовых и, не кланяясь пулям, шли на приступ дворца. Поленницы, выложенные перед дворцом, вздрагивали от залпов.

Александр Бычков, матрос десантного отряда авроровцев, участвовавших в штурме Зимнего:

На Дворцовой площади не смолкала перестрелка. Мы лежали на стылой брусчатке. Холод пронизывал, прошел сквозь бушлаты. Из-за баррикад, сложенных из бревен, стреляли юнкера. Временами в ружейный разнобой врывалась пулеметная скороговорка. Застрекочет и захлебнется.

Холод и нетерпение подхлестывали нас, хотелось поскорее подняться на штурм дворца, из окон которого сверкали огни. Там горели люстры, было тепло, а мы лежали злые как черти — полумрак, стынь, по брусчатке пули цокают, искры высекают. Того и гляди продырявят череп…

— Чего ждем! — гремел справа от меня Константин Душенов. — Шугануть бы их, чтоб знали наших!

— Потерпи, скоро! — отзывался Александр Неволин, получивший строгий приказ до сигнала «Авроры» не подыматься, не лезть под пули очертя голову.

И наконец дождались. Ахнула наша шестидюймовка так, что дрогнула Дворцовая площадь. Жаль, из-за громады Адмиралтейства не видели мы ни крейсера, ни орудийной вспышки, но голос «Авроры» услышали все. И всех словно кто локтем подтолкнул: разом, без команд, без приказов вскочили, поднялись в рост, и покатилось «ур-а-а-а» — долгое, нескончаемое, тысячегорлое.

Вскакивая, успел я пальнуть по поленнице юнкеров, видел, что соседи мои — Душенов и Подольский — тоже успели выстрелить, а дальше уже не до стрельбы было: слева, справа, впереди — везде свои.

Порыв такой лихой, такой стремительный был, что забыли у про опасность, про вражьи пули, на одном дыхании к баррикадам цепи наши, как волны, нахлынули.

Поленья мокрые, скользят, рушатся. Душенов нагнулся, кричит: «Давай!» Разъяснять не надо — вскочил на спину, оттуда вверх и спрыгнул по другую сторону баррикад.

Юнкеров и ударниц как ветром сдуло. Винтовки брошены, пулемет брошен, а их и след простыл. А впереди, разливая свет из окон, Зимний.

— Вперед, братки! — закричал Неволин. — Добьем контру!»

Александр Неволин, командир десантного отряда авроровцев, участвовавших в штурме Зимнего: Ворвались во дворец. В сумрачном коридоре пахло порохом и сухой известковой пылью. Пыль щекотала горло, слепила глаза, неприятно хрустела на зубах. Разгоряченные люди бежали по коридору мимо мраморных комнат, золоченых залов, огромных зеркал. Из-за бархатных портьер глухо звучали одиночные выстрелы. То вела огонь охрана дворца. Быстро разоружили ее…

По лабиринту коридоров и комнат движемся дальше. В темных углах, под диванами, за драпировками вылавливаем перепуганных безусых мальчишек в юнкерских мундирах и фуражках.

В одном из коридоров повстречали Антонова-Овсеенко с группой красногвардейцев и матросов. Узнав авроровцев, он крикнул:

— Быстрее сюда, товарищи!

Под его командой отправились на розыски засевших министров Временного правительства…

В. А. Антонов-Овсеенко: Обширные залы скудно освещены… Зияет в одном пробоина от трехдюймовки. Повсюду матрацы, оружие, остатки баррикад, огрызки.