Судьба запасного гвардейца
Шрифт:
Возвращаясь с работы, Гасилов любил смотреть на освещенные окна дачи. Они, казалось, ласково подмигивают, напоминая, что его любят и ждут, что есть у него свой родной дом.
Но на этот раз окна не были освещены. Почуяв недоброе, Гасилов ускорил шаг. В щели калитки он заметил торчавшую записку, быстро взбежал по ступеням, распахнул дверь и щелкнул выключателем.
В комнате царил страшный беспорядок. Стулья и табуретки были опрокинуты, шкафчик, в котором хранились продукты, открыт настежь. На обеденном столе было полно хлебных крошек, сахарница лежала вверх дном,
Но где же Павлик? И куда девался Джим?
Гасилов подошел к детской кроватке, поднял беспорядочно сбитые одеяла и простыни. Под ними в нетопленной комнате крепко спал мальчик, прижимаясь к собаке. Джим поднял голову и посмотрел на хозяина, как бы спрашивая: "А что я мог сделать? Не бросать же мне его, если другие бросили?" И хозяин сказал с облегчением: "Ох, Джимка, когда я сейчас бежал, я только на тебя и надеялся..."
Только теперь Юрий Петрович вспомнил о записке, развернул ее:
"Товарищ Гасилов! Тетя Фрося неожиданно заболела. Мы хотели вместо нее послать к Вам другую женщину, но никто не хочет без Вас входить в квартиру, все боятся собаки, а то она обратно не выпустит. Извините, пожалуйста. Это пишет по поручению тети Фроси ее племянница Тася Короткова. Если нужно, ребята после занятий придут, чтобы присмотреть за Вашим сыном, Вы только прикажите собаке нас выпускать.
Т а с я К о р о т к о в а".
Гасилов прочитал записку, пробормотал огорченно: "Ну и дела!" - и принялся наводить в доме порядок. Прежде всего он сказал Джиму:
– Понимаешь, друг, тебе тут не место, - и Джим спрыгнул на пол, взвизгивая, завертелся вокруг хозяина, как будто хотел рассказать обо всех тревогах, пережитых в этот день.
Гасилов бережно поднял Павлика и аккуратно застелил постель чистым бельем.
Через полчаса в комнате стало тепло, печка весело гудела, на плите варился в чугунке картофель и закипал чайник. Джим на этот раз получил свою порцию костей сухим пайком, а Гасилов, вооружившись веником и совком, энергично подметал комнату.
Неожиданно он подцепил веником большую банку, и она, слабо погромыхивая, выкатилась на середину комнаты. Это была банка из-под витаминных шариков-драже. Гасилов встревожился: неужели Павлик сам достал банку и проглотил за один раз такое количество поливитаминов? А вдруг опять заболеет?
Мальчик до самого утра спал удивительно крепко, зато Гасилову этой ночью не спалось вовсе. Как быть? Не оставлять же, в самом деле, ребенка на попечение детей, как предлагает Тася Короткова...
Стоял апрель. Утро наступило рано, а Гасилов, неприкаянно бродя по комнате, все размышлял, с чего начать день.
Остаться с Павликом? Нет, это невозможно. Работа у него такая, что об этом надо было предупредить заранее. Значит...
В утреннюю электричку Юрий Петрович сел не один. Впервые с ним ехал на работу и Павлик. Джим, получивший двойную порцию овсянки, остался караулить запертую квартиру.
Павлик два или три раза бывал с отцом в Москве. Но ездили они на прогулку, в воскресные дни, а сейчас озабоченный, деловой город оглушил и напугал мальчика, привыкшего к
В переулке близ вокзала стоял зеленый "виллис", поджидавший инженера Гасилова. Шофер, молодой парень, очень удивился, увидев ребенка, но Юрий Петрович, как будто в этом не было ничего особенного, познакомил его с Павликом и сел в машину, устроив ребенка на коленях. Павлик с любопытством вытягивал шею, а Гасилов грустно смотрел на детский затылок, прикрытый золотистыми кудряшками.
– Подстричь тебя нужно, дружочек, - сказал он со вздохом.
Машина неслась по огромной Москве, но восторг Павлика не мог утешить Гасилова.
"Ах да, витамины...
– вспомнил он, - еще и это. Неужели мальчуган съел такое количество? И что теперь будет?"
"Виллис" остановился у подъезда большого серого дома. Гасилов показал стоявшему у входа дежурному красную книжечку. Тот приложил руку к козырьку военной фуражки и пропустил Юрия Петровича, потом шутливо обратился к Павлику:
– А ваш пропуск, молодой человек?
Павлик с самым серьезным видом порылся в карманах, вытащил руки и беспомощно разжал ладошки, на одной из них Юрий Петрович заметил три цветных витаминных шарика, поспешно забрал их.
Вахтер засмеялся и пропустил мальчика. Вместе с отцом Павка вошел в большой деревянный ящик со скамеечкой и зеркалом. Тетенька нажала кнопку, и все трое начали подниматься вверх. Когда двери ящика с тихим шипением раздвинулись, Юрий Петрович повел Павку по длинному коридору с множеством дверей и без единого окна. Если бы не электрические лампочки под потолком, в этом коридоре свободно можно было заблудиться.
Юрий Петрович отворил ключом дверь одной из комнат, и они вошли, начали снимать пальто. Не успел Юрий Петрович повесить оба пальто и шапки на вешалку, как на столе зазвонил телефон.
– Гасилов слушает, - сказал Юрий Петрович.
– Да, да, сейчас приду.
Он достал из ящика большой журнал с картинками и усадил Павлика на клеенчатый диван.
– Сынок, никуда не уходи отсюда. Посмотри, сколько картинок. Я скоро вернусь, а ты мне расскажешь, что увидел...
Гасилов вышел из комнаты, Павлик остался один. Он слез с дивана и уселся за стол, разложив перед собой журнал. Всеми своими движениями он невольно подражал Гасилову, и кто бы в эту минуту мог сказать, что они не похожи друг на друга, отец и сын? Во всяком случае, Павлик был убежден, что он очень похож на папу, который казался ему самым большим, красивым, сильным и умным и, конечно, самым смелым из всех мужчин, которых он знал на своем веку...
Мальчик не спеша перелистывал журнал и разглядывал картинки. На каждой был изображен автомобиль, но все автомобили были разные, не похожие один на другой. Никогда еще не видел Павка столько машин.
Но одна картинка особенно заинтересовала мальчика: за рулем открытой машины сидел улыбающийся загорелый человек, а позади него устроились на мягком сиденье молодая женщина и мальчик, чуть постарше Павлика.
Когда вернулся Гасилов, Павлик все еще разглядывал эту картинку. Он поднял на Гасилова глаза и сказал тихо: