Судьба запасного гвардейца
Шрифт:
Тогда и началось совещание, в повестке дня которого стоял один-единственный вопрос: окончательное решение судьбы найденыша.
Слово предоставили хозяйке дома, но она сперва вдоволь поплакала видно, и о дочке своей, и о муже, которых унесла из родного дома военная гроза. Потом женщина утерла глаза, склонилась, тихо причитая, над ребенком:
– А детям-то, детям за что столько страданий выпало? Едва жить начал, а уж как досталось!..
Попытался слово взять и Гасилов, начал было извиняться да оправдываться, но Анна Евграфовна лишь
– Не дело говорите. За что же тут извиняться? Счастье, что жив остался малец.
Она бросила взгляд на часы, заторопилась:
– Мне, мои дорогие, в шесть утра на работу заступать. Да и вы, должно быть, затемно выедете: утром-то опасно, бомбят дорогу. Ложитесь-ка спать, фронтовики. Отдохните. Вы, товарищ командир, наверно, давно уж в кровати не спали? Вот, ложитесь на мою. А ты, Васек, раскладушку себе принеси, знаешь, где она. Маленького я на дочкиной постели оставлю.
– А где ж вы сами будете спать?
– спросил Гасилов.
– Мне спать некогда, - ответила Анна Евграфовна.
– Вам ведь в шесть на работу, а сейчас только начало второго.
– Да не тревожьтесь вы за меня. Я железнодорожница. Коли нужно - по нескольку ночей глаз не смыкаю. Такая наша работа...
– Но сейчас, до шести утра, вы же отдыхаете?
– упорствовал Гасилов.
– Так ведь дело у меня есть: с напарником надо договориться, разве вы не слышали? Пусть поменяется со мной дежурством. Если рано утром заступлю, малец такого реву задаст - голос сорвет. Его одного на целый день не оставишь!
Анна Евграфовна накинула теплую шаль, сунула руки в рукава заботливо поданного Гасиловым пальто, негромко сказала:
– Меня не ждите, укладывайтесь. Я скоро вернусь. Заплачет малыш - там молоко на плите в кувшинчике, теплое...
Приветливо кивнув постояльцам, старая железнодорожница вышла, сбежала по ступенькам. Прислушиваясь к ее гулким шагам, Васьков сказал Гасилову:
– И откуда у нее только силы берутся? Эх, отдыхать бы ей да на внуков радоваться.
– Святая женщина, - решительно заключил Гасилов.
Фронтовики прилегли вздремнуть, однако не успели они улечься, как из висевшего на стене репродуктора донесся голос диктора и зловещее гудение: воздушная тревога! Не успело оно затихнуть - раздался оглушительный удар. Маленький домик встряхнуло, кровать под Гасиловым охнула и осела. Гасилов вскочил и бросился к ребенку, а Васьков выбежал из дома посмотреть, цела ли машина. Малыш безмятежно сопел как ни в чем не бывало, тогда Гасилов вслед за Васьковым вышел во двор.
Машина, целая и невредимая, стояла на месте во дворе, освещенном заревом недалекого пожара, но водителя не было видно. Встревоженный Гасилов не решился отойти далеко от калитки, вернулся к ребенку.
Прошло немало времени, прежде чем Васьков, мрачный и расстроенный, вернулся в дом. Не слыша упреков переволновавшегося Гасилова, произнес:
– Придется ребеночка дальше везти, товарищ инженер-капитан. Беда случилась: ранило куму... В
"ЗАПАСНОЙ ГВАРДЕЕЦ"
Как и следовало ожидать, в полку только и разговоров было о находке заместителя командира по технической части. Было это необычно и совсем не ко времени, но ни у кого даже мысли не мелькнуло, что Гасилов поступил неправильно, хотя полк в те дни стоял на ближайших западных подступах к Сталинграду.
Обсуждая новость, солдаты добродушно посмеивались:
– Слыхали? Инженер-капитан вместе с запчастями привез нам пополнение - "запасного гвардейца".
– Порядок, нашего полку прибыло.
– Придется для такого "гвардейца" полковые детские ясли открыть. Васькова - заведующим.
Шутила больше молодежь. Люди постарше вздыхали, сетовали:
– Что война-то делает... Какие беды принесла крохе, а ведь, считай, счастливчик: выжил!..
– Правильно сделал инженер-капитан, живая жизнь - дело святое. Неужто всем полком не выходим "гвардейца"?
Между тем, крохотный гражданин был с почетом водворен в землянку, где обитал Гасилов вместе с ординарцем - пожилым солдатом Филиппычем - и шофером Васьковым. Маленький человек, начавший жизнь свою столь необычно, возлежал теперь на койке зампотеха, неизменно находясь в центре внимания солдат и офицеров.
Появился в землянке и полковой врач - "произвести медицинское освидетельствование нового пополнения", как он выразился.
Усилили освещение: принесли несколько медных снарядных стаканов со вставленными в них фитилями. Но едва полковой врач увидел развернутого младенца, он тут же признался, что никогда не имел дела с такими "мелкокалиберными" пациентами. Правда, это не помешало врачу тут же внимательно осмотреть, выслушать и простукать неожиданного пациента.
Похоже, результаты осмотра не слишком порадовали врача. Обратившись к Гасилову, будто он и в самом деле был отцом ребенка, полковой врач сказал, пожимая плечами:
– Признаться, ребенок ваш плох. Очень простужен, хрипы в легких. Сказывается, конечно, что долго пролежал на промерзшей земле. Да и с кишечником у него не все в порядке. Хоть он у вас и "гвардеец", армейское питание для него не годится. Нужен режим, уход, еда соответствующая. В общем, прямо скажу, долго он здесь не протянет. Надо бы поскорее отправить его отсюда...
Гасилов болезненно поморщился. Неожиданно для себя он почувствовал, что расстаться с ребенком, уже третьи сутки живущим подле него, будет ему нелегко. Он уже успел и привыкнуть, и привязаться к малышу, радовался его улыбке, его комичным гримасам и приходил в восторг, когда тот с живым интересом таращил глаза на окружающих. Гасилов ловил себя на том, что прислушивается к дыханию ребенка, просыпается ночью при первом его крике.