Судьба. Книга 2
Шрифт:
— Ей богу, ты как маленький мальчик! — возмутился Дурды. — Таким желторотым рано ещё жениться. Я с тобой сколько по пустыне ездил и ходил, думал, что ты смелый человек.
— Тут смелости мало, смётка нужна. У каждой вещи есть своё начало и, когда не знаешь, как за пего взяться, поневоле будешь раздумывать.
— Не надо раздумывать! — решил Дурды. — Сначала полезай. А как выбраться назад, после позаботишься. Может быть, твоя милая тёща сразу тебя поймает и с треском из двери выбросит. Тогда не нужно будет и заботиться о выходе! А может она из таких, которые в отсутствие мужей охотно дают зятю место
— У неё дождёшься!
— Это тебя не должно беспокоить, у тебя молодая жена есть, которая ждёт твоих объятий. Зачем тебе тёща? Ты так заботишься о выходе из кибитки, словно это — главное, словно ты уже вошёл и исполнил свои девять желаний. Джерен сама тебя из двери выведет.
— А как я её в темноте найду? Я даже не знаю, с какой стороны она спит.
— Может мне вместо тебя пролезть и найти её? Только я быстро не вылезу, учти! Подождать придётся,
— Хватит спорить, ребята, — сказал Клычли, — а то дождёмся, что нас кто-нибудь заметит. Полезай, Аллак!
— Ну, что ж, — сказал Аллак, — либо вода, либо саман — или возьму, или умру. Поднимайте!
— Тихо ты! — одёрнул его Клычли, берясь за решётчатый каркас кибитки. — Чего кричишь! Не умрёшь. Около молодой жены ещё никто не умирал. А ну, Дурды, берись разом! Взяли!
Каркас приподнялся, Аллак нырнул в образовавшееся отверстие между крылом кибитки и землёй.
— Хей, Карабай! Куш, Карабай, куш! — неожиданно закричал кто-то у двери. Послышалось рычание.
Дурды испуганно выпустил из рук терим и повернулся как раз вовремя, чтобы ударом ноги отбросить метнувшуюся к нему собаку. Пёс кинулся снова. Дурды поймал его за горло, сжал что было сил. Карабай задавленно захрипел, брыкая задними лапами, воняя псиной и гнилой пастью.
Не успел Дурды собраться с мыслями, как чей-то увесистый кулак стукнул его по голове и грозный голос рявкнул над самым ухом:
— Какой бандит собаку душит!
— Не кричите, Энекути-эдже, — послышался торопливый голос Клычли. — Мы не чужие, мы знакомые люди!..
— Ты что, головорез, пупок Энекути завязывал, что в знакомые набиваешься?
— Зять ваш пришёл, Энекути-эдже…
Карабай снова захрипел и забился под придавившим его к земле Дурды. Клычли торопливо нагнулся, нашарил задние ноги собаки и уже не таясь, крикнул:
— А ну, пусти!
Дурды отпустил собачье горло, Клычли, напрягшись, крутнул увесистого пса вокруг себя. Энекути испуганно присела.
Раскрутив Карабая, Клычли кинул его за ограду агила. Пёс с визгом шлёпнулся на землю и припустил в поле. Издалека уже тявкнул два раза и пропал.
Однако от рассвирепевшей Энекути избавиться было Труднее, чем от Карабая.
— Здесь нет незнакомых людей, — убеждал её Клычли. — Ваш зять пришёл.
— Какой зять! — кричала Энекути, толкая в грудь то Клычли, то Дурды: в агиле было темно, и она не различала лиц парней. — Какой ты мне зять, чтоб тебе голову отрезали! За столько лет не мог прислать ни одной копейки в счёт калима, а теперь зятем пришёл. Ишак и тот сообразил бы, что без калыма его на порог никто не пустит. Идите отсюда, сыновья праха, чтобы я вашей тени здесь не видела!
Пришедший в себя Дурды смекнул, что старуха принимает за своего зятя одного из них и, подделываясь под голос Аллака, хотя Энекути вряд ли помнила его, сказал:
— Мы
Энекути проворно повернулась к нему.
— Думал? Если бы ты думал, осёл вислоухий, давно бы расплатился! Иди, иди и не думай без калыма больше приходить, шалопай!
Пока на дворе Энекути выпроваживала позванных гостей, улёгшаяся было Джерен услыхала шум и подвинулась к стене кибитки, чтобы разобрать, с кем это сражается мачеха. И тут она заметила лежащего ничком человека, неизвестно откуда появившегося в их кибитке.
Джерен не отличалась робостью, но если бы Аллак не повернул к ней лицо, если бы не назвал её по имени, она закричала бы от неожиданности. Узнав мужа, она поняла причину шума и торопливо сказала:
— Иди скорее сюда, я тебя одеялом накрою, пока мать не пришла!..
— Не могу, прошептал Аллак, — нога под теримом осталась.
— Очень больно?
— Нет, совсем не больно, только вытащить не могу.
— Как же быть теперь?
— Не знаю…
Подумав, Джерен быстро оттащила постель Энекути к дальней стене, а свою придвинула вплотную к Аллаку.
— Приподнимись немного, — попросила она. — Вот так… А теперь лезь под одеяло… Если твои товарищи знают, что твоя нога под теримом осталась, они освободят тебя, когда мать со двора уйдёт. А если не знают, я потом девушек позову, мы сами терим приподнимем. Тихо лежи! Мать идёт!.. — И она сама юркнула под одеяло.
Энекути вошла, ворча и отплёвываясь.
— Что случилось, мама? — сонным голосом спросила Джерен. — С кем ты ругалась? Телёнок, наверно, отвязался и корову высосал?
— Ай, лежи ты! — буркнула Энекути. — Меня высосать хотят, а не корову! Ходят тут на мою голову!
— Кто ходит?
— Муж твой непутёвый ходит, вот кто! Ждёт, чтобы я его в дом пустила! Как бы не так, земля его проглоти!
— Зачем нужны такие нехорошие слова, мама?
— А ты молчи, дура! Тебе нужно было, чтоб я его под одеяло к тебе пустила? А теперь, когда я его выгнала, ничего не нужно?
— Ладно, мама. Я спать хочу.
— Так я тебе и поверила! Ты про мужа услыхала, так теперь не уснёшь, хоть глаза тебе выколи. Но — ты лежи, не думай вставать! Пока этот вислозадый пёс полностью не рассчитается, я не позволю вашим лицам лечь одно на другое, так и знай!.. О аллах великий, милостивый и милосердный, за столько времени не мог собрать калым и ещё не стесняется зятем приходить!..
Она начала гневно чесать голову, а Джерен, прижавшись к Аллаку и подрагивая от прикосновения его горячих ищущих рук, улыбалась в подушку и ждала, пока мачеха угомонится и уляжется спать.
Однако Энекути никак не могла успокоиться.
— Пришли эти проклятые, растревожили моё сердце, — ворчала она, ворочаясь в темноте, как большая и несуразная летучая мышь. — Недаром сказано в писании: «Бейте их по всем шеям, бейте их по всем пальцам». Надо было по шеям надавать, чтоб не шлялись ночью по чужим дворам. Сказал пророк: «Испытание постигнет не только тех, которые несправедливы»… От разных шалопаев только и жди испытаний, чтоб их дорога колючкой заросла! Чтоб им сдохнуть в нехорошем месте!.. О боже мой, надо закурить, иначе я не успокоюсь… Спички куда-то подевались…