Судьба. Книга 2
Шрифт:
— Куда?!
— За службу святому месту благословит вас аллах. Но ишану-ага вы больше не нужны. Уходите совсем.
Потрясённая Энекути, еле ворочая языком, пролепетала:
— Куда уходить?..
— Возвращайтесь в свой дом. И больше не появляйтесь у нас.
Энекути повалилась на колени, поползла к ногам биби.
— Госпожа моя, пожалейте! Что произошло?.. Какой враг наговорил вам на меня понапраслину?.. Кто сказал плохое слово о верной рабе ишана-ага?..
По её чёрному лоснящемуся лицу текли слёзы, смешиваясь с обильно выступившим
— Встаньте! Не надо причитать. Ваши слёзы — притворные слёзы. Уходите отсюда и не смейте больше никогда появляться в ряду ишана-ага.
— Я не виновата!.. Я пойду к ишану-ага…
— Не смейте ходить к нему! — строго прикрикнула биби. — Я вам запрещаю! Немедленно убирайтесь в свои дом!
Однако Энекути не послушалась. Недаром говорят, что когда вода выше головы, неважно на сколько — на вершок или на десять. Терять ей было уже нечего. Поэтому она помчалась к келье ишана.
С порога, рухнув на колени, она вцепилась руками в волосы, рванула их и, протягивая к ишану руки с сальными седыми клоками волос, заголосила:
— Пир мой, убили меня! Госпожа прогнала! За что прогнала, не знаю… Заступитесь за верную рабу свою, пир мой!..
— Госпожа прогнала — с госпожой разговаривайте, — пробормотал ишан, делая вид, что читает коран.
— Не хочет слушать меня госпожа! Я ни в чём не виновата!
— Вот написано в святой книге: «Они пытаются обмануть аллаха и тех, которые уверовали, но обманывают только самих себя».
— Я не обманываю! Я всегда служила вам верой и правдой, пир мой! Вспомните мою службу!..
— Сказано: «Для них — мучительное наказание за то, что они лгут… Побойтесь уготованного неверным огня, топливом для которого — люди и камни».
— Я боюсь, пир мой! Я очень боюсь! Пожалейте меня!
— Сказал аллах: «Борись с неверными и лицемерами и будь жесток к ним».
— Не обижайте меня, ишан-ага! Разве я — капыр, неверный? Не обижайте!..
— «Мы их не обижали, но они сами себя обидели», — так сказано в писании. Я ничего не могу сделать для вас, Энекути, вы оказались нерадивым сопи. Госпожа решила вашу судьбу — разговаривайте с госпожой.
— Вы всегда доверяли мне! Говорили, что я самая верная ваша опора…
— Замолчи, женщина! Не кощунствуй! Не оскверняй уста дополнительной ложью! Сказал пророк: «Не опирайтесь на тех, которые несправедливы, чтобы вас не коснулся огонь». Иди, женщина, и оставь меня с моими молитвами!..
— Я понимаю! — закричала разозлённая Энекути. — Я понимаю, откуда всё это пошло! Вы поверили словам Огульнязик, да? А разве не она нарядила в мужскую одежду молодуху, которую дали вам на храпение, не она помогла ей бежать? Л кто ключ от ворот принёс? Кто помог коня украсть? Всё — она, а вы ей ещё верите!
При упоминании об Огульнязик ишан бросил быстрый взгляд на Энекути, но сразу же снова опустил голову, не повышая голоса, сказал:
— «Не облекайте истину ложью, чтобы скрыть истину» — так учил
Конечно, Энекути не поняла, что последней фразой ишан хотел сказать: каждый понесёт наказание за содеянное им. И ушла к себе домой злая и растерянная. Неожиданное решение ишана ломало налаженную жизнь, лишало дарового сладкого куска, к которому Энекути привыкла за время служения ишану Сеидахмеду. Да и вообще надо было всерьёз думать о средствах к существованию.
— Что-нибудь случилось, мама? — полюбопытствовала Джерен, когда Энекути ввалилась в кибитку.
— Провались ты! — раздражённо буркнула толстуха и со стоном опустилась на свою постель. — Голова что-то разболелась.
Но Джерен обмануть было не так:то просто. Никакая голова у тебя не болит, подумала она, стряслось что-то посерьёзнее. Сейчас я сбегаю к Огульнязик и, может быть, узнаю, что это такое.
— Я пойду посижу с девушками, — сказала она.
— Иди! — отозвалась Энекути… — Иди хоть к Иблису на рога!
Она отвернулась к стене.
Уже стемнело, когда потянуло холодком от двери и у порога кто-то осторожно кашлянул. Задремавшая было Энекути встрепенулась:
— Кто?
— Это я, — негромко ответил вошедший.
— Проходи, Габак! — обрадовалась Энекути. — Сейчас я лампу зажгу!
Она быстро сбегала за кипятком, поставила перед Габак-ходжамом чай, коурму, наломала лепёшку. Наевшись, Габак-ходжам провёл ладонями по лицу, вознося благодарственную молитву, и пожаловался на несправедливость мира: ни за что, ни про что позвал его к себе сегодня ишан-ага и велел убираться куда глаза глядят. Даже не объяснил, за что выгнал, за что-то разгневался. Куда теперь идти, одному аллаху ведомо.
Энекути подумала и заявила, что утро вечера мудренее. Надо ложиться спать, а там видно будет, куда идти, что делать.
— Мне и спать-то сегодня негде, — пожаловался Габак-ходжам.
— Здесь ляжешь! — решительно сказала Энекути и принялась проворно стелить постель гостю.
В это время вернулась Джерен, разузнавшая всю подноготную о мачехе и её дружке, и поинтересовалась, кому это готовится постель.
— Вот ишан-ага будет у нас ночевать! кивнула Энекути на Габак-ходжама и вышла.
Джерен насмешливо, в упор разглядывала гостя. Он сидел, смущённо поерзывая, глядя в пол.
— У нас тесно, — сказала Джерен. — И холодно. У моей тёти есть специальная комната для гостей. Там и просторно и тепло. Сейчас я вам там постелю.
Она подхватила постель, разложенную мачехой для Габак-ходжама, и проворно убежала. Габак только молча вздохнул.
— Ты с ума сошла! — удивилась тётя, когда Джерен объяснила ей, зачем она принесла постель. — Куда я его положу? Да и зачем он мне нужен?