Судьба. Книга 3
Шрифт:
— Понимаю тебя, Узук-джан, да стоит ли рисковать? Вдруг что случится за это время? По-моему, коль уж рубить, так одним ударом!
— Ничего не случится, Берды-джан, поверь мне: ничего не случится! Послезавтра жди меня на этом месте. Повидаю сыночка перед разлукой — легче разлука будет.
— Ну, будь по-твоему. Только гляди, не оплошай!
— Нет, мой Берды, не оплошаю… Жди меня здесь!
Сильно ты извечной любовью своей, святое сердце матери, — и бессильно ею! Не проститься с сыном, а выкрасть его, унести с собой решила Узук…
Чабан без палки не ходит
Была уже глубокая ночь, когда Берды заглянул
— Как с утра ушёл, так до сих пор не появлялся, — пожаловалась Нина, и в голосе её Берды уловил тревогу.
— В Совете сидит? — спросил он.
Нина развела руками.
— Не знаю…
Берды поправил на плече винтовочный ремень.
— Ладно, Нина-джан, сейчас мы его разыщем!
Здание марыйского Совета располагалось неподалёку от вокзала. Длинное и угрюмое, как солдатская казарма, днём оно оживлялось непрерывной сутолокой входящих и уходящих людей, хлопаньем дверей, пулемётным треском пишущих машинок, нервными хриплыми. голосами. Сейчас оно было безмолвно, и два ровных ряда его тёмных окон походили на пустые глазницы. Лишь одно — в комнате дежурного — желтело тепло и призывно.
Сергей сидел за столом, склонившись лбом на руки — то ли задумался, то ли спал. Берды постоял на пороге, негромко кашлянул. Вздрогнув, Сергей поднял голову.
— А-а, это ты, Берды? — сказал он с облегчением. — Хорошо, что пришёл. Садись. — Он взглянул на часы. — Поздно, однако, ходишь. По старой памяти, больше на ночь надеешься? Где был?
Берды шутливо отмахнулся.
— Дай отдышаться. Потом расскажу.
— Убегал от кого, что ли? — скупо улыбнулся Сергей: глаза у него были усталые и беспокойные.
— Ай, всё время бегать — джейраном станешь, — сказал Берды. — Почему не спросишь: кого догонял?
Сергей с силой провёл ладонью по лицу, словно снимая с него крепко прилипшую паутину.
— Нынче, брат, не поймёшь, кто убегает, кто догоняет, — всё перепуталось.
— Случилось что-нибудь? — насторожился Берды.
— Случилось, — кивнул Сергей, — эмир бухарский восстание против нас поднял.
— Донуз-оглы! — выругался Берды. — Как он решился?
— Дело, понимаешь, такое произошло… Нам, ведь, эта Бухара, как бельмо в глазу, торчала. Ну, председатель Совнаркома Колесов приехал из Ашхабада в Каган и объявил там советскую власть.
— Один поехал? Смелый Колёс! Батыр!
— Смелый-то смелый, да сейчас его семьсот красногвардейцев окружены в Кагане эмирскими войсками. Бухарцы железную дорогу разрушают, русских вылавливают и расправляются с ними…
Сергей подошёл к окну, побарабанил по стеклу крепкими пальцами с несмывающимися следами машинного масла.
— Надо было Колесу не семьсот человек брать, — сказал Берды. — Три тысячи взял бы — совсем иное дело. Эмир — он как шакал: на ягнёнка зубы скалит, а перед верблюдом хвост между ног прячет.
— Тысячи тут не при чём, — мотнул головой Сергей, — джадиды [1] бухарские подвели нас. Вопили: мы восстанем против эмира, поддержите только! А как дошло до дела — они в кусты!..
Сергей был не совсем прав, обвиняя джадидов. Если и была их вина в случившемся, то вина невольная. Они действительно рассчитывали поднять восстание при поддержке извне. Однако поторопились, переоценив свои силы, — восстания не получилось.
Когда эмир Бухары поднял на газават город и окрестные аулы, джадиды оказались куда в более незавидном положении, чем колесовцы. Окружив красноармейцев своими фанатиками, отрезав путь к отступлению, эмир тем не менее опасался начинать прямые боевые действия, прекрасно понимая, чем это ему грозит. Но он потребовал выдать
1
Джадиды (букв. новые) — в Средней Азии — последователи реакционного пантюркистского движения. После февральской революции стали создавать своя буржуазно-националистические организации — Шура-и-Ислам, младобухарскую и младохивинскую партии. Выступили против Октябрьской революции и Советской власти и были впоследствии разгромлены.
Среди красноармейцев оказалась часть анархист которым предложение эмира пришлось по вкусу «Чего нам за чужие грехи свои головы подставлять? — подступали они к вагону, где прятались перепуганные на смерть джадиды. — Выдать их эмиру — и дело с конном!»
Надвинув на лоб свою тропическую панаму сжимая в руках по маузеру, Фёдор Колесов вышагивал вдоль состава. Сосредоточенный, напряжённый, он был готов стрелять в любую секунду. Завидев его, анархисты, разглагольствующие среди красноармейцев, сразу же умолкали, торопливо ныряли — от греха — под вагоны, перебираясь на другую сторону состава. Колесов смотрел на них, как на пустое место — в данный момент важнее всего было сохранение порядка, чтобы успеть погрузить в эшелон деньги и ценности каганского банка. Конечно, он сам был зол на джадидов, однако выдавать их эмиру не собирался ни при каких условиях.
Всех этих подробностей Сергей знать не мог, как не знал и Берды, говоря о трёх тысячах бойцов вместо семисот колесовских, что здесь не помогли бы ни три, ни пять тысяч, так как на газават была поднята вся масса бухарского населения.
Помолчав, Сергей снова вытащил из кармана часы, сердито щёлкнул крышкой. Берды кивнул на дверь.
— Домой торопишься?
— Да уж третий час. Жена, наверно, не спит…
— Не спит, — подтвердил Берды. — По пути сюда я у вас был. Волнуется она. Говорит спокойно, а паль-цами — вот так делает. И глаза прячет. Женщина всё-таки…
— Ничего, брат, не поделаешь, все нынче волнуются. Вон парод голодает, а накормить его — возможностей нет… Ну, ничего, авось доживём до лучших дней.
— Пока доживём, половина людей вымрет. Болезнь ещё какая-то появилась, слыхал? Никого не обходит, всех с ног валит.
— На бедного Макара все шишки валятся — так на Руси говорят.
— Верно. У нас тоже говорят, что в покинутой мечети шайтаны той справляют, да от разговоров не легче.
— От самих людей многое зависит, — Сергей потёр подбородок. — Темнота и невежество не из последних наших врагов. Ведь даже те, что около города живут, к врачам не обращаются! Считают, что аллах болезнь наслал, к нему за помощью обращаются. У аллаха только и забот, что к беднякам прислушиваться! Вот и гибнут, как мухи, как щенята слепые. От слепоты этой одно лекарство — культура, да вся незадача в том, что путь до неё слишком долог, революционным наскоком тут не возьмёшь, исподволь надо, время надо.
Сергей снова отвернулся к окну. На чёрном стекле отразилось его нахмуренное лицо, и Берды некоторое время разглядывал это отражение. Сперва оно было ясным и чётким, можно разглядеть каждую морщинку, потом стало расплываться и тускнеть, заполнило всё окно, стало заполнять комнату. Качнувшись, Берды усиленно поморгал тяжёлыми веками, покосился на Сергея: не заметил ли тот, что он задремал.
Где-то поблизости хрипло и одиноко заорал спросонья запоздавший петух. Словно вторя ему, из непроглядной ночной дали чуть слышно прозвучал паровозный гудок — как жук пролетел мимо.