Судьба
Шрифт:
— Сколько лет?.. Уроженец какой губернии?.. — сыпал вопросами человечек. — Какой нации?..
Федор успел ответить, что он якут.
— Холост?.. Семейный?..
Узнав, что с Федором жена и ребенок, человек повысил голос. Он стал пронзительным, лающим:
— Семейных на работу не берем! Посторонись!.. Следующий! Кто следующий?
Федора толкнули в спину:
— Отходи!.. Моя очередь!.. — Над окошком склонилась лохматая голова. Федора оттеснили.
Белый свет померк для Федора, на плечи стопудовым грузом свалилась усталость. В висках застучала кровь, голова закружилась. Как дальше жить?.. Что
Майя по лицу Федора увидала, что на работу его не взяли, и ни о чем не стала спрашивать. У нее только задрожали губы и слезы покатились из глаз. Она тут же их вытерла и сказала, что не плохо бы снять угол, а потом опять поискать работу.
К вечеру Федор и Майя обошли всех жителей прииска. В каждой лачуге народу было битком, и они уходили ни с чем.
Уставшие, измученные, они зашли в юрту, стоящую на отшибе. Это была приисковая баня. При бане жил русский старик Илья. Он два раза в неделю топил баню.
Майя увидела Илью, длиннобородого, бровастого, и перепугалась.
— Куда ты привел нас? — шепотом спросила она у Федора.
Старик слез с полатей и пригласил сесть их на грубо сколоченную скамейку у стенки. В комнатке было чисто. Стоял голый стол из свежевыструганных досок, две табуретки. В углу висела иконка.
— Откуда и куда идете, добрые люди? — спросил ласковым голосом старик.
Федор ответил, кто они и как тут очутились.
— Здесь редко встретишь якута, — сказал Илья, глядя на Семенчика. — Ваш ребенок?..
— Наш… Нельзя ли у вас переночевать? — осмелел Федор, с надеждой глядя на старика.
— Почему нельзя? — ответил старик. — Укладывайте ребеночка на этой лавке, а сами на полати. В тесноте, да не в обиде.
Утром Илья напоил своих постояльцев чаем, поделился с ними лепешками.
— Не печальтесь, — успокаивал он Федора и Майю. — Бог милостив, авось где-нибудь пристроитесь. Бывает и хуже. На Пророко-Ильинском прииске завалилась шахта… Погибло тридцать семь человек. Стали раскапывать шахту, а вода как хлынула и всех затопила.
Майя посмотрела на Федора и на мгновенье представила, что бы было, окажись в этой шахте он… Глаза ее наполнились ужасом, она даже зажмурила их.
Чуткий старик заметил это и стал стараться сгладить тяжелое впечатление:
— Беда такая не со всяким случается. Шахты-то не каждый день заваливаются, так что не думайте… Раньше-то меня звали Николаем, — перевел старик разговор на другое, — а теперь я Илья.
— А почему? — заинтересовался Федор.
— Да вот так, — уклончиво ответил старик. — В тайге не только имена люди меняют… Нужно было. Как-нибудь в другой раз. — И, помолчав, сказал: — Жену-то с ребенком оставь у меня, а сам еще походи по приискам. Тут их много. Только не нанимайся в Федосиевский прииск. Ни за что. Там становой зверь зверем, как только его земля такого держит. Душегуб, а не человек!.. Прошлым летом заявились туда муж и жена с девочкой лет десяти. Увидел этот изверг девочку и говорит обходному: «Приведи мне ее на ночь». Тот и рад стараться. Мать девочки на колени: «Я пойду вместо нее, пусть меня терзает!..» Куда там, сгреб девочку в охапку и потащил. Мать-то бежит следом и вопит. Он пнет ее, она опять вскакивает и за ним. Утром девочка едва приплелась домой,
— Где они сейчас?.. — спросила потрясенная Майя.
— Уехали. На родину, должно быть.
Работы не было. Еще раз становился Федор в длинную очередь к прорубленному в стеке окошку — а вдруг да смилостивятся, примут! Но семейных не принимали, как ни упрашивал он вербовщика, как ни доказывал, что семья не помешает, будет жить в другом месте. А сказать неправду, назвать себя одиноким — язык не поворачивался. Доведенный до отчаяния, он со слезами умолял дать ему хоть какую-нибудь возможность не уморить с голоду жену и ребенка. Но и слезы никого не разжалобили.
Приближались холода. Оставаться дальше у старика, который сам еле перебивался, было невозможно. Поблагодарив за пристанище, семейство направилось вдоль речки Бодайбо к прииску Скалистому. Там тоже не нашлось работы. Неудача постигла и в самом городе Бодайбо. Купив билеты на последние деньги, они по железной дороге поехали в Надеждинский прииск.
IV
Прошло два месяца в бесплодных скитаниях. Истрачено все до копейки. Сейчас Федор с семьей ночевали где придется, по суткам голодали, пока кто-нибудь из рабочих, пожалев ребенка, не делился тем, что было. Оставив Майю и Семенчика в рабочем бараке, и сегодня ушел Федор на Маринский прииск. И как всегда, возвратился ни с чем. По пути он встретил охотника с собаками. Разговорились.
Охотник оказался эвенком, рассказал, что работает на заготовке леса. Посоветовал Федору идти к лесорубам. От них недалеко Иннокентьевский прииск. Там много якутов. И староста якут, зовут Семеном.
Подходя к бараку, Федор увидел, что Майя и Семенчик сидят на улице на своих узлах, посиневшие от холода. Дул северный ветер, падал мелкий, колючий снежок.
— Вы почему здесь? — спросил Федор.
— Урядник выгнал нас из барака, — всхлипывая, ответила Майя. — Говорит, нельзя здесь жить тем, кто не работает.
Федор присел рядом, обхватил руками голову. Продрогшая Майя стала топтаться вокруг узлов, чтобы согреться. Начинало вечереть, сумерки сгущались. Федор вслух стал сетовать на свою горькую судьбу. Майя, которая все время молчала, прижала к себе закутанного в тряпье Семенчика и заплакала. Семенчик тоже заревел громко, надрывно.
У Федора защемило сердце, словно его зажали в клещи. Не зная, чем успокоить жену, он произнес, слова, которые пришли ему на ум:
— А не вернуться ли нам, Майя, обратно?..
Майя ничего не ответила, потому что, как и Федор, знала — у них нет никакой возможности вернуться назад. За душой — ни копейки, раздеты, разуты, а впереди — вьюжная, морозная зима.
К бараку неторопливо шел высокий бородатый человек. Он остановился, стал смотреть в сторону Федора и Майи.
Подойдя, бородач спросил, обращаясь к Федору:
— Почему они плачут? Кто их обидел?
— Никто не обидел, — ответил Федор, криво улыбаясь. — Нам негде переночевать. Хоть на дворе ложись. Но ведь холодно, снег идет, а у нас ребенок.