Судьбе вопрек
Шрифт:
— У меня не было другой женщины с того момента, как я встретил тебя на Льдистом утесе.
Отвести взгляд больше не получалось, хотя я понимала, что скорее всего Хартман вешает мне лапшу на уши, просто потому, что нет причин у такого мужчины обратить внимание на такую как я. Ни единой, кроме моей искры. И сейчас все эти расшаркивания, скорее всего, с одной целью — убедить меня продолжить сотрудничество, чтобы мои положительные эмоции усиливали барьер и расширяли границы дистрикта. Но сердце так отчаянно желало верить ему, что едва не рвалось из груди и требовало
— Не было и не будет. Поэтому Зейда не может носить моего ребенка.
Ладно, допустим, она применила свою иллюзорную искру, чтобы заставить меня видеть то, чего в действительности нет — измененное имя отца. Кто же он, в таком случае? Хотя, какая мне разница, по каким кустам шатается эта похотливая рысокоть?
— Его будешь носить ты, Флер. Тогда, когда будешь к этому готова.
Вот тут я, не имея возможности говорить, покрутила пальцем у виска. Если он полагает, что я стану инкубатором для Хартманят, то ошибается! То, что у меня плодовитая мама, с высокой степенью вероятности говорит и о моей потенциальной плодовитости. Вот только если я потружусь на благо дистрикта своей искрой, то своей… эм… другим местом я на это благо трудиться не стану.
— Я понятия не имею, что происходит в твоей голове и это сводит меня с ума! — выдержка фетроя трещала по швам. Он сделал шаг ближе, заставляя меня отступить. Дверь, коснувшаяся спины, показалась невозможно холодной, в отличие от горячей груди Великогада. Она буквально полыхала огнем, заражая жгучей лихорадкой и мое тело!
— Ты любишь его? Отвечай.
— Харви, перестань…
— Приказ великородного! Говори правду, ты любишь этого плясуна в лосинах?
Плясуна в лосинах? Серьезно? Я бы посмеялась, не хлестни по моему сознанию холодный бездушный приказ правящего, которому нельзя не подчиниться. Язык против воли выпалил ответ:
— Нет.
Если он продолжит допрос под приказами, я его возненавижу! Но, кажется, кроме этого моего «нет» его ничто другое не волновало, потому что, получив мой ответ, Харви улыбнулся и притянул меня к себе.
— Тогда остальное не имеет значения.
— Это для кого как! — попыталась отстраниться, но мне не дали.
— Тебе доставляет удовольствие убегать от меня? Нельзя же быть настолько неуверенной в себе!
Он перехватил мои руки и, прижав их к двери над моей головой, переплел наши пальцы, склоняясь к моим губам:
— Моя Флер.
Секунда. Вторая. Третья. Между нами всего лишь короткий выдох, губы уже зудели от невыносимого желания быть смятыми в яростном поцелуе или хотя бы нежном, невесомом касании, но ничего не происходило. Хартман коснулся кончика моего носа губами и улыбнулся:
– Во-вторых… — я открыла было рот, но он предупредил: — будешь перебивать, заставлю молчать.
Стиснула зубы и сузила глаза, показывая, что я недовольна. Недовольна? Класс, это заразно! Сначала Тан, теперь вот и я подхватила болезнь под названием «фетройское недовольство». Тем не менее, решила для разнообразия жизненного опыта попробовать помолчать. В конце концов, мои уши от лишней
— Во-вторых, — повторил он, оценив мое смирение. Конечно, когда стоишь, припертая к стенке и прижатая к ней мускулистым телом, особо не до демонстрации характера. — Зейда невеста Сэймира. Не моя.
— Но… как же? В СМИ говорили…
— Кайл сказал, что скоро будет объявлено о помолвке его брата. Ты, как и прочие, почему-то решила, что этим братом буду я, — наглая улыбка не менее наглого манипулятора! Так объенотить триста миллионов человек — это уметь нужно!
— Но Зейда твоя подруга по койке, а не его! Она не отрицала, что вы поженитесь!
— Но и не говорила, что поженимся именно мы, разве нет?
— Ты, хитрый мохноух!
— Это я попросил фетессу Лоуренс поработать со СМИ, чтобы отвести от тебя удар. Она в этом мастер. Чем меньше внимания к твоей персоне, чем менее значима связь со мной, тем безопаснее.
— Конечно. Какой позор для фетроя зажимать по углам подавальщицу и мойщицу горшков!
— Правда, так думаешь? — рыкнул он, наконец, отпуская мои ладони. Вот только в сторону не отошел, продолжал подпирать мною двери.
— Я не знаю, что думать, Харви. Ты и я — это… Ну, знаешь.
— Продолжай. Ты и я — это что?
— Невероятно. Смешно. Несбыточно. Так не бывает в настоящей жизни, и я прекрасно это понимаю. Где ты, а где я. Ты сейчас рассказываешь мне красивые сказки, и один Бог видит, как мне хочется в них верить, всем сердцем хочется! Но я понимаю, все это исключительно из-за искры. Иначе ты бы и не обратил внимания на меня. Да даже, если бы и обратил, тебе нужны великородные потомки, а их не будет. Хотя бы потому, что я максимум искристая.
— Сначала мне действительно была важна исключительно твоя искра. Но в ней больше нет необходимости. Ты дала мне огонь, который уже не угаснет.
— Не понимаю.
— Моя искра разожжена до максимума. Сила на пределе. И это не изменится. Тебе больше не нужно входить в шар. Более того, держись подальше от Аклуа Плейз и моих братьев. Не отвечай на звонки. Не соглашайся на встречи. Я получаю столько угроз в твой адрес, Флер, что держать тебя на расстоянии, давать тебе свободу и возможность заниматься твоим любимым делом — пытка. Будь моя воля — я бы запер тебя в надежном месте, куда никто и никогда не сможет добраться, чтобы навредить тебе.
— Теперь — совсем не понимаю.
Чистая правда. Если сначала я была злая и недовольная, то теперь растерянная и пристыженная.
— Ты спасла мне жизнь. Там, в пустыне и в больнице, когда вливала свою силу. Кто бы мог подумать, что маленькая, неуверенная в себе искорка будет так бороться за меня, — он погладил меня по лицу, нежно, бережно, как только что родившегося енотика: хрупкого, беззащитного. — А поразительнее всего, что ты не осознаешь своей власти над мужчинами. И это тоже сводит меня с ума.