Судьбе вопрек
Шрифт:
Ударил еще раз — коленом в живот, от чего Харви качнулся и едва не упал.
— Хватит! — я вклинилась между ними, закрыв фетроя собой. — Чешутся кулаки — тогда бей меня!
— Отойди, Ланни!
— Да, Флер. Отойди, — потребовал Харви. — Больнее уже все равно не будет.
Я развернулась и уже не смогла сдержать слез. Вместо лица — кровавое месиво. Конечно, лекари в два счета это исправят, но зачем он позволил сотворить с собой такое? Больше всего мне сейчас хотелось упасть перед ним на колени и просить о прощении. Не подчиниться приказу, сломать его, но не получалось! Я хотела покрыть
— Харви. Прошу. Просто уйди, — прошептала, ненавидя себя всеми фибрами души, но еще больше ненавидя Зейду, которая слабо тянула Хартмана с другой стороны, пытаясь увести со сцены. Слезы сорвались с глаз. На них приказ не распространялся. Их Зейда запретить не могла. — Умоляю, — прошептала дрогнувшим голосом.
Фетрой долго смотрел мне в глаза, затем поцеловал кончики своих пальцев и коснулся ими моих губ:
— Я любил тебя, Флер.
В этот миг мой мир рухнул. Разбился на миллион осколков, щеки словно соляной кислотой обожгло. Зейда призывно кашлянула и сделала страшные глаза, намекая, что нужно провернуть ручку ножа, которую я всадила в сердце любимого человека.
— Мне не нужна твоя любовь, — произнесла дрожащими губами, а затем совсем уж тихо: — и ты… не нужен… тоже. Не связывайся со мной больше.
Горько усмехнувшись, Харви развернулся и, оттолкнув Зейду, которая тянула к нему руки, чтобы обнять или поддержать, ушел прочь.
Когда их шаги затихли, я упала на колени и зарыдала. Тихо, но так отчаянно и безысходно, что Макс за моей спиной, кажется, даже не дышал. Не знаю, сколько я так сидела, но, когда появились ребята и фет Сайонелл, Максимилиана рядом уже не было. Наверное, понял, что я всего лишь его использовала. Или понял, что был не прав, сделав из отказавшегося защищаться соперника отбивную. Не по-мужски это. Недостойно.
— Ланни! — вскрикнула Альби, а увидев на полу кровь, бросилась ко мне. — Ланни, что случилось?
Я вцепилась в Альби, как в спасительный круг, прижала сестру к себе крепко-крепко и рыдала, задыхаясь от горя. Моего мира больше нет. Сердца нет. Меня нет!
— Что произошло? — брат переводил встревоженный взгляд с Альби на фета Сайонелла.
— Александрин, поднимись.
Но я не слушала. Или не слышала. Или попросту сил не было. Я не могла подняться, а когда мне помогла Лоби, хотелось задохнуться от боли и забыться обмороком, но этого не случилось. Всю дорогу до дома ребята, как могли, развлекали меня, пытались отвлечь, выяснить, что случилось. Фет Сайонелл грустно молчал. Он, как всегда, понимал куда больше остальных. Звонил куда-то все время. Я решила не отменять наш семейный ужин, потому что если останусь в одиночестве, в тишине, а ребята не станут шуметь, видя, как мне плохо, то попросту свихнусь.
На негнущихся ногах прошла на кухню, что-то быстро приготовила. Или приготовила Альби, я даже не поняла, но мы уже сидели за столом и жевали. Что? Что-то со вкусом травы, хотя ребята с фетом Сайонеллом успели слетать в магазин и привезти несколько пакетов еды. Я в это время обнимала Пугало. Но, почему-то, когда они вернулись, я уже обнимала пустую бутылку дешевого вина. Или дорогого? Но однозначно пустую…
9
—
— Да. Пора поговорить, — кивнула я, окинув ребят нетрезвым взглядом. — Во-первых, помните, что фет Сайонелл болен, и ему нельзя волноваться.
— Это ты к чему? — насторожился брат.
— А во-вторых, он ваш дедушка.
Я долго думала, как преподнести эту новость, но как-то не придумывалось. В итоге пришла к выводу, что лучше как есть. Вот прямо так. Взять и сказать, без долгих вступлений и расшаркиваний. Оуэн все равно бы не решился, а у меня вместо эмоций в голове вата. Я могла. После произошедшего мне уже ничто не страшно.
На кухне вмиг стало тихо. Звякнула ложка Тана, задрожал бокал возле губ дедушки и выпал из его больных рук, Альби открыла рот, а Пугало запрыгнуло мне на колени и, потрепав за распущенные волосы, уставилось прямо в глаза.
— Что, и ты заразился Хартмановским недовольством? — рыкнула и поднялась, чтобы убрать грязную посуду. Бок опалило огнем, и я замерла, удержавшись на кухне за столешницу. Енот крутился вокруг, тревожно терся о мои ноги.
— Александрин права, — Оуэн, наконец, вспорол тишину неуверенным голосом. — Я ваш дедушка.
Тан хмыкнул, а Альби осторожно поднялась и заняла мое место, чтобы сесть поближе и помочь Оуэну вытереть расплескавшееся вино с пиджака.
— И где же вы были, дедушка, когда мы так в вас нуждались? Прикрывали нашего сбежавшего папашу?
— Тан! — вспыхнула я из-за перегородки, сильнее сжимая столешницу. Кажется, аппендикс не выдержал-таки напряжения и решил продемонстрировать салют.
— Ваш отец оставил вас…
— Из-за проблем Оуэна по здоровью, — решила пойти на выручку и не подставлять деда. Расскажу им правду после того… как он уйдет. Не к чему жить последние дни в окружении ненависти. Пусть хоть оставшееся отпущенным время мы проведем в мире. Как семья.
— Нет, это не так.
— Оуэн!
— Они взрослые ребята и должны знать правду, Александрин. Я и без того слишком много врал и скрывал. Ложь не приводит ни к чему хорошему — это я за свою долгую жизнь усвоил. Ваш отец — великородный. Чистокровный ариец. Член семьи правящих пятого дистрикта.
— Ого, — с придыханием протянула Альби, а Тан, скрестив руки на груди, еще раз хмыкнул. Заметив, что Оуэн разволновался и ему сложно дышать, сестренка поднесла к губам деда аппарат с кислородом. Сделав несколько глубоких вдохов, он продолжил.
— Ваша мать, славянка, не смогла бы сохранить чистоту арийской крови. У нас с женой больше не было сыновей и продолжателей рода чистокровных.
— Телепатец! — выругался брат. — Это из-за вас нас оставил отец?
— Из-за меня. Это я вынудил Антуана уехать.
— Сволочь! Я бы ударил вас, не будь вы старой развалиной при смерти.
— Тан!!! — мы с Альби.
Даже выглянула из-за перегородки, чтобы посмотреть, как Оуэн, хотя шевелиться было невозможно. Ноги подгибались от боли, меня бросило в жар, а на лице проступил холодный липкий пот. Но не до меня сейчас. Я должна убедиться, что ребята все правильно поймут…