Судьбы местного значения
Шрифт:
— Сманил и сманю еще, если толковый попадется, — согласился Горянников, — а лейтенант Сумароков имеет отличную подготовку и немецким владеет. Я в рапорте это отразил.
— Немецким, говоришь? — старший майор посмотрел на Ильина. — Каков вердикт Валентины Эдуардовны?
— Вестфальский, — ответил майор, — если чуть подшлифовать.
— Хм, хорошо, раз так. Ладно, что там дальше?
— Два перехода тут и тут один. Первые ничего существенного — обычные окруженцы. Последний жетон СД доставил, это с которым Лукин разбирался. Но на этом все.
— Что по
Дверь открылась, и в кабинет вошел Меркулов.
— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался он с порога, затем шагнул в сторону, пропуская в кабинет невысокого мужчину в галифе и гимнастерке без знаков различия.
Знакомое узкое лицо с крючковатым носом, высокий лоб, глубоко посаженные глаза, которые мгновенно пробежались по лицам присутствующих.
— Яков Исаакович! — радостно воскликнул Судоплатов. — Здравствуй, Яков!
— Здравствуй, Павел! — хрипло поздоровался вошедший.
Старший майор вышел навстречу, порывисто обнял, потом отстранился и, оглядев с головы до ног, сказал:
— Похудел ты, ох как похудел!
— Таки не на курортах находился, сам знаешь, — проворчали в ответ.
— Да, не на курортах, — согласился Судоплатов. — Отдохнешь, или сразу за работу?
— А ты как думаешь? — ворчливо спросил Яков Исаакович.
Павел Анатольевич дружески сжал плечо и повернулся.
— Тогда познакомься — капитан госбезопасности Горянников. Иван Савельевич, это мой старый товарищ, мой наставник — Яков Исаакович Серебрянский.
— Горянников? М-м-м, Тагильское управление? — спросил Яков Исаакович Горянникова.
— Так точно! — ответил капитан, не удивляясь такой осведомленности. — Банда Красилина?
— Она, — подтвердил Серебрянский. — Прогремели вы тогда…
Бывший старший майор и капитан крепко пожали руки. Затем Серебрянский поздоровался с Маклярским, после чего устроился в глубоком кожаном кресле, стоявшем у окна, и сказал:
— Таки говорите — для чего вы меня вытащили?
— Для работы, Яков Исаакович, для работы, — сказал Меркулов. — И за это вон Павлу спасибо скажи, все пороги тут отбил ради тебя.
— Спасибо, Паша.
— Да чего уж, — Судоплатов отмахнулся, — сочтемся. Ты, тут, Яков Исаакович, свежим глазом посмотри, и мнение свое составь. Михаил Борисович, лист под номером двенадцать подай.
Маклярский вынул из папки нужный листок и протянул Серебрянскому. Тот прищурился, вглядываясь в текст. Лицо его в удивлении разгладилось, брови поползли вверх. Он недоверчиво взглянул на сотрудников особой группы, но ничего не сказал, вернулся к тексту.
— Четвертого августа в Старо-Броисово пройдет совещание командующих и начальников штабов вермахта. Будет присутствовать рейсхканцлер Адольф Гитлер, — прочитал вслух Яков Исаакович. — Четырнадцатого августа в Барановичи прилетит рейхсфюрерс СС Г. Гиммлер, после чего проследует в Минск для инспекции концлагерей и гетто для евреев. Посетит картинную галерею и оперный театр Минска.
Серебрянский перевернул лист, проверив — есть ли еще записи, вернулся к тексту, перепроверил прописанные даты, покачал головой,
— Откуда это пророчество?
— Это ты, Яков, верно подметил, — хмыкнул Меркулов. — Самое ни на то пророчество.
— Давай, Яков Исаакович, сделаем так, — сказал Судоплатов, беря объемную папку, и подавая её Серебрянскому, — вот тебе документы. Изучай пока, а мы другим делом займемся. Как закончишь, мы на все вопросы ответим. И так, товарищи, продолжаем по юго-западному фронту…
Теперь все эволюции на участке озвучивал Маклярский, остальные отмечали это на карте и отражали в блокнотах. До утра 28 июня обстановка не отличалась от прогноза из тетради, но потом начались расхождения. Танковый корпус под командованием генерала Рябышева нанес удар на Берестечко, и следом на Дубно. Далее корпуса нанесли удар в тыл танковых армий Клейста и Гудериана, после чего оба, посчитав угрозу своим тылам, свои армии развернули и завязалось самое масштабное танковое сражение…
— Имеется записка из штаба фронта, составленная по нашей просьбе, — сказал Павел Анатольевич. — Судя по штабному плану направления ударов не соответствовали, вместо атаки на Радехов, последовал удар на Берестечко. Общее командование осуществлял товарищ Жуков.
— Жуков? — удивился комиссар 3-го ранга. — А Кирпоноса что, отстранили?
— Работал как штабист, а общее командование было на Георгии Константиновиче.
— С чего Жукову брать командование на себя, практически отстраняя командующего фронтом? Впрочем, вышло неплохо, — Меркулов задумался. — Это личная инициатива, работа штаба, или влияние фигуранта?
— Инициатива исходила из восьмого мехкорпуса генерал-лейтенанта Рябышева, — ответил Судоплатов, — Первоначальный план битвы разработан начальником штаба фронта генерал-лейтенантом М. А. Пуркаевым, но план отклонили, как э-э-э… недопустимый. Переработали с ударом на Радехов. Но это стало известно противнику.
— То есть была утечка? — встрепенулся Меркулов.
— Каким образом немцам стали известны планы, еще надо разобраться, — ответил Судоплатов, — это важный вопрос. Однако вернемся к хронологии. После трудного марша, и нескольких боев, вдруг возникает план, похожий на Пуркаевский, но э-э-э, более продуманный. Не от обороны, а с занятием ключевых позиций и удержанием оных. И предлагает его бригадный комиссар Попель.
— Николай Кириллович?! — поднял брови Меркулов. — Он же политрук, а не штабист.
— Так точно! Это удивительно. Но план на тот момент перспективный, и был подкреплен добытыми сведениями и пленными, которые подтвердили многое.
— Да-да, было такое, — кивнул комиссар ГБ. — Знатно отличились мужики. Все командование 11-й танковой дивизии в плен взяли.
— И начальника оперативного отдела корпуса, — добавил Ильин.
— Известно, что Рябышев, по настоянию Попеля, передал пакет с планом и пленными Георгию Константиновичу, — сказал Судоплатов. — После чего и завертелось. Я с Жуковым созванивался. Так Георгий Константинович подтвердил на счет комиссара Попеля. Именно он всю диспозицию расписал.