Судьбы наших детей (сборник)
Шрифт:
Женщина по имени Би и ее сын Хронос приближались к Земле в составе последней, самой маленькой волны марсианских кораблей — их было всего 46.
Остальной флот был уничтожен.
Хотя эту последнюю волну засекли радарами, термоядерных ракет по ней не выпускали. Их больше не осталось.
Ракеты были израсходованы.
И корабли достигли Земли невредимыми. Их разбросало по всей поверхности планеты.
Те немногие, кому довелось сражаться с марсианами этой волны, стреляли в них, стреляли с большим подъемом, пока не обнаружили, что их мишенями были безоружные женщины и дети.
Победоносная
Землян начинал обуревать стыд — как и запланировал Рамфорд.
Корабль, на борту которого находились Би, Хронос и еще двадцать две женщины, приземлился в районе, далеком от цивилизации. И стрелять по нему было некому.
Он потерпел катастрофу над амазонской сельвой, в Бразилии.
Уцелели только Би и Хронос.
Хронос выбрался из-под обломков и поцеловал свой амулет.
В Дядьку и Боуэза тоже никто не стрелял.
Когда они нажали кнопку «старт» и оторвались от Марса, с ними произошла очень странная вещь. Они ожидали воссоединиться со своей ротой, но это им так и не удалось.
Они даже не встретили никаких космических кораблей.
Все оказалось крайне просто, хотя и некому было им объяснить: Дядька и Боуэз не должны были попасть на Землю, во всяком случае в ближайшее время.
Рамфорд запрограммировал пилот-навигатор с таким расчетом, чтобы корабль сначала доставил их на Меркурий, а потом с Меркурия — на Землю.
Рамфорд не хотел, чтобы Дядьку убили на войне.
Рамфорд хотел, чтобы Дядька годика два провел в каком-нибудь безопасном месте.
А потом Дядька объявится на Земле, словно по мановению волшебной палочки.
Рамфорд отвел Дядьке главную роль в представлении, которое собирался устроить во имя торжества новой религии.
Дядьке и Боуэзу было очень тоскливо и жутко в космосе. Ничего не видно, заниматься нечем…
— Черт побери, Дядька! — сказал Боуэз. — Куда запропастилась эта банда?
Б'oльшая часть банды раскачивалась в этот момент на фонарных столбах в деловом центре Бока-Рейтона.
Автопилот-навигатор, заодно управлявший и освещением, создал для Дядьки и Боуэза искусственный цикл смены дня и ночи, как на Земле: день-ночь, день-ночь, день-ночь.
Из книг на борту имелось только два комикса, оставленных рабочими. Это были: «Твити и Сильвестр» — про канарейку, которая сводила с ума кошку, и «Отверженные» — про человека, укравшего серебряные подсвечники у священника, который сделал для него много добра.
— На кой черт он стибрил эти подсвечники? — удивлялся Боуэз.
— Будь я проклят, если знаю, — ответил Дядька. — Плевать мне на них!
— Пилот-навигатор только что выключил свет, определив, что в каюте должна быть ночь.
— Тебе ведь на все плевать, правда, Дядька? — спросил в темноте Боуэз.
— Правда, — отозвался Дядька. — Мне плевать даже на ту штуку, что у тебя в кармане.
— А что у меня в кармане? — осведомился Боуэз.
— Такая штука, которая причиняет людям боль, — сказал Дядька. — Которая может заставить людей делать все, что тебе угодно.
Воцарилось тяжелое молчание.
— Дядька? — окликнул Боуэз.
— Да? — отозвался Дядька.
— Ты здесь, напарничек?
— А где же мне быть? Ты что, думаешь, превратил меня в пыль?
— У тебя все в порядке, браток? — спросил Боуэз.
— А почему же нет, напарничек? —
За время войны Рамфорд материализовывался на Земле, в Ньюпорте, дважды: первый раз — тотчас после начала войны, а второй — в день ее окончания. В то время он и его собака не были еще предметами религиозного поклонения. Просто привлекали к себе внимание туристов.
Особняк Рамфорда держатели закладной сдали в аренду специалисту по организации публичных развлечений, которого звали Марлин Т. Лэпп. Лэпп продавал билеты на материализацию — по доллару за штуку.
Кроме появления и последующего исчезновения Рамфорда и его собаки, особых сенсаций публике не доставалось. Рамфорд разговаривал с одним только Монкрифом, дворецким, да и тому шептал на ухо. В афишах Рамфорд и Казак значились как призраки. Окно комнаты, где они находились, было раскрыто, а дверь в коридор распахнута. Таким образом, две шеренги зевак, проходя одновременно, могли поглазеть на человека и собаку из воронки-завихрения в пространственно-временном континууме.
— Мне кажется, сегодня он не очень склонен разговаривать, ребята, — говорил Марлин Т. Лэпп. — Можете себе представить, как много ему надо обдумать. Он ведь не только здесь, ребята. Он и его пес рассеяны на всем пути от Солнца до звезды Бетельгейзе… Если этот призрак когда-нибудь заговорит, — продолжал Лэпп, — он расскажет нам о чудесах прошлого и будущего, раскроет творящиеся во Вселенной чудеса, о каких никто и не подозревает. Я искренне надеюсь, что кому-то из вас посчастливится оказаться здесь в ту минуту, когда он решит, что пора для его гениальных озарений уже настала.
— Пора настала, — глухо отозвался Рамфорд. — Война, которая славно заканчивается сегодня, была славной только для праведников, проигравших ее. Эти праведники были земляне, такие же, как вы. Они улетели на Марс, организовали свои безнадежные нападения и погибли с радостью для того, чтобы земляне могли наконец стать единым народом — счастливым, братским и гордым. Умирая, они мечтали, — продолжал Рамфорд, — не о каком-то рае для себя, а об установлении вечного братства для всего человечества Земли. Ради такого конца, о каком можно только молиться, — говорил Рамфорд, — я приношу вам новую религию, которую с радостью воспримут заблудшие человеческие души… Государственные границы исчезнут. Жажда войн иссякнет. Вся зависть, весь страх, вся ненависть канут в Лету, — предрек Рамфорд. — Называется новая религия Церковь господа, равнодушного к чадам своим. Флаг этой церкви будет голубой с золотом. На голубом поле будут золотом вытиснены эти слова: «Заботьтесь о людях, а всемогущий господь сам о себе позаботится». Вот постулат новой религии, — сказал Рамфорд. — «Слабому человеку не дано свершить ничего в помощь или в утеху Всемогущему, и Счастье — не в руце божией». Почему вы должны принять именно эту религию, а не какую-либо другую? — вопрошал Рамфорд. — Вы должны ее принять, ибо именно я, создатель этой религии, и никто другой, способен творить чудеса. Какие я могу показать чудеса? Только я владею чудесным даром предсказывать события будущего с абсолютной точностью.