Судьи и заговорщики: Из истории политических процессов на Западе
Шрифт:
Генрих поспешил с казнью, назначив ее через два дня после суда над Рочфордом. Подсудимые даже не успели подготовиться к смерти. Впрочем, всем дворянам «квалифицированная» казнь по милости короля была заменена обезглавливанием. Сначала казнили пятерых мужчин (Смитона тешили надеждой на помилование до самой последней минуты, но, так как никто не подтвердил его оговора, он был повешен после остальных осужденных). Первым положил голову на плаху Рочфорд. Его предсмертная речь дошла до нас, может быть, в не совсем точном пересказе сторонника «испанской» партии. «Я пришел сюда, — заявил Джордж Болейн, — не для того, чтобы проповедовать. Закон признал меня виновным, я покоряюсь закону и умру по воле закона. Умоляю вас всех надеяться только на бога, а не на суету сует; если бы я так поступал, то остался бы в живых. Взываю также к вам: исполняйте волю божью. Я старательно и ревностно изучал слово божье, но если бы я сообразовывал свои поступки со словом божьим, то не был бы на плахе. Поэтому умоляю вас, не только читайте слово божье, но и исполняйте его. Что касается моих преступлений, то не для чего их перечислять, и я надеюсь, что буду для вас спасительным примером. Прошу вас от глубины души молиться за
Следует учитывать, что, поскольку предсмертные речи имели для правительства большую пропагандистскую ценность, неугодные слова заглушались. Но в этом редко возникала необходимость. Быть может, покорность на эшафоте вызывалась надеждой на помилование в последнюю минуту, на менее жестокий вид казни, на то, что власти не будут преследовать семью осужденного [86] . Впрочем, не меньшее, если не большее значение имело другое. Это было время утверждения абсолютизма, когда королевскую власть щедро наделяли все новыми полубожествен-ными атрибутами, когда впервые, обращаясь к монарху, вместо прежнего «Ваша милость» стали говорить «Ваше Величество» [87] . Развитие абсолютизма привело к формированию соответствующей социальной психологии.
86
Bellamy J. Op. cit., р. 188—226.
87
Jones W. R. D. Commonwealth 1529—1559. London, 1970, p. 43—49.
У Анны мелькнула надежда на спасение. Удалось раскопать какое-то юношеское увлечение королевы задолго до ее знакомства с Генрихом. Если Анна дала слово при этом выйти замуж, то ее последующий брак с королем становился недействительным. Можно было также объявить этот брак кровосмесительным на том основании, что старшая сестра Анны Мария Болейн была любовницей Генриха. В таком случае не была бы подсудной и «измена» Анны с пятью уже казненными заговорщиками, отпадало «преступление», даже если оно и было совершено. Архиепископ Кранмер торжественно провел церемонию, на которой брак короля на основе «дополнительно открывшихся новых обстоятельств» (подразумевалась связь Генриха с Марией Болейн) был объявлен не имеющим силы и необязательным [88] . Однако вместо изгнания, на которое рассчитывали друзья Анны, вместо высылки за границу, во Фландрию, король предпочел отправить свою разведенную жену на плаху. Никто, разумеется, и не осмелился упомянуть, что Анна, если даже считать доказанными предъявленные ей «обвинения», теперь стала невиновной. Через 12 часов после провозглашения развода в Тауэр прибыл королевский приказ обезглавить бывшую королеву на следующий день [89] . Отсрочка на двое суток была явно вызвана только желанием дать архиепискому Кранмеру время расторгнуть брак.
88
Morris C. The Tudors. London, 1955, p. 88.
89
Wielding P. Thomas Cromwell. London, 1955, p. 157.
В своей предсмертной речи Анна сказала лишь, что теперь нет смысла касаться причин ее смерти, и добавила:
— Я не обвиняю никого. Когда я умру, то помните, что я чтила нашего доброго короля, который был очень добр и милостив ко мне. Вы будете счастливы, если господь даст ему долгую жизнь, так как он одарен многими хорошими качествами: страхом перед богом, любовью к своему народу и другими добродетелями, о которых я не буду упоминать.
Казнь Анны была отмечена одним новшеством. Во Франции было распространено обезглавливание мечом. Генрих решил тоже применить меч взамен обычной секиры и первый опыт провести на собственной жене. Правда, не было достаточно компетентного специалиста — нужного человека пришлось спешно выписывать из Кале. Палач был доставлен вовремя и оказался знающим свое дело. Опыт обезглавливания прошел удачно [90] . Узнав об этом, нетерпеливо ожидавший желанного известия король с радостью вскричал:
90
Bowie J. Op. cit., p. 204.
— Дело сделано! Спускайте собак, будем веселиться!
По какому-то странному капризу Генрих решил жениться в третий раз именно в день казни Анны. Очередная избранница короля Джейн Сеймур приходилась ему родней в третьей степени, что по церковным правилам служило препятствием для брака. Однако архиепископ Кранмер знал свое дело не хуже искусника из Кале. Как раз тогда, когда палач показывал собравшейся толпе свое искусство владения мечом, Кранмер издал разрешение на новый брак Генриха [91] . Бракосочетание было совершено прежде, чем остыло обезглавленное тело второй жены короля.
91
Scarisbrick J. J. Op. cit., p. 349.
Оставалось теперь немногое. Генрих любил поступать по закону, и законы необходимо было быстро приноравливать к желаниям короля. Кранмер, выполняя приказ Генриха о разводе с Анной Болейн, формально совершил акт государственной измены. По действовавшему акту о престолонаследии 1534 г. государственной изменой считалось всякое «предубеждение, оклеветание, попытки нарушить или унизить» брак Генриха с Анной. Немало католиков лишилось головы за попытку «умалить» любым способом этот брак, ныне объявленный Кранмером недействительным.
92
Ridley J. Thomas Cranmer. London, 1962, p. 107—111.
Теперь уж действительно все было в порядке.
Главный министр и архиепископ Кентерберийский
В падении Анны большую роль сыграл ее бывший союзник — государственный секретарь, позднее канцлер казначейства Томас Кромвель, который использовал для этой цели свою секретную службу. В условиях обострения внутреннего положения страны, наличия массы недовольных он применял созданную им разведывательную сеть прежде всего в полицейских целях. Агенты королевского министра подслушивали болтовню в тавернах, разговоры на ферме или в мастерской, наблюдали за проповедями в церквах. Однако особое внимание, разумеется, уделялось лицам, вызывавшим неудовольствие или подозрение короля. Еще при кардинале Уолси действовали просто: останавливали курьеров иностранных послов и отнимали депеши. При Кромвеле эти депеши тоже отнимали, но после прочтения посылали их по назначению. (Пройдет еще полстолетия, и английские разведчики научатся так ловко раскрывать и читать донесения, что адресату и в голову не придет, что оно побывало в чужих руках [93] .)
93
Mattingly G. Op. cit., p. 23.
Новейшие биографы Кромвеля настаивают на пересмотре прежней резко отрицательной оценки старыми либеральными историками его деятельности. Он был, пишет А. Д. Диккенс, выдающийся администратор, покровитель политических мыслителей, замечательный государственный деятель, «наложивший свой отпечаток на целые века истории Англии» [94] . Однако современники его ненавидели, часто руководствуясь совершенно противоположными побуждениями; не было такого слоя общества, на поддержку или просто симпатии которого он мог бы рассчитывать. Для простого народа он был организатором кровавых преследований, душителем выступлений против новых поборов, тягот, обрушившихся на крестьян после закрытия монастырей. Для знати он был выскочкой-простолюдином, занявшим не подобающее ему место при дворе. Католики (особенно клир) не простили ему разрыва с Римом и подчинения церкви королю, расхищения церковных владений, покровительства лютеранам. А те в свою очередь обвиняли министра в преследовании новой, «истинной» веры, в снисходительном отношении к католикам. Имели свой длинный счет к Кромвелю шотландцы, ирландцы, жители Уэльса. Репутация Кромвеля страдала и потому, что на него возлагали ответственность за действия, в которых был виновен прежде всего сам король [95] .
94
Dickens A. G. Thomas Cromwell and the English Reformation. New York, 1959, p. 11.
95
Elton G. R. Reform and Reformation England, 1509—1558. Cambridge (Mass.), 1977, p. 294—295.
Был только один человек — Генрих VIII, интересы которого всегда выигрывали от деятельности министра. Кромвель сыграл ведущую роль в утверждении главенства монарха над церковью, в расширении полномочий королевского Тайного совета, права которого были распространены на север Англии, Уэльс, Ирландию. Кромвель заполнил нижнюю палату парламента креатурами двора и превратил ее в простое орудие короны. Он сумел резко увеличить доходы казны за счет конфискации монастырских земель, а также обложения торговли, развитие которой он поощрял умелой протекционистской политикой.
Что еще можно было требовать от министра, не только тщательно выполнявшего все приказы короля, но и стремившегося угадать его желания, предвосхитить планы, до которых тот еще не успел додуматься? Однако успехи Кромвеля (как в былое время его предшественника, кардинала Уолси) вызывали все большее чувство ревности у самовлюбленного Генриха, приходившего в ярость от умственного превосходства своего министра. Действия Кромвеля являлись ярким свидетельством неспособности Генриха выпутаться из тягостного бракоразводного дела, реорганизовать государственные и церковные дела в духе королевского абсолютизма. Министр был живым напоминанием и о втором браке короля, позорном процессе и казни Анны Болейн, которые так хотелось предать вечному забвению. Не раз Генриху казалось, что Кромвель мешает ему применить на деле свои государственные способности, встать вровень с крупнейшими политиками эпохи — Карлом V и Франциском I. Довольно, решил Генрих, терпеть из года в год, когда этот наглец, поднятый из ничтожества, каждый раз поучает короля и заставляет отказываться от его планов, выдвигая хитроумные доводы, на которые трудно найти возражения! Генриху казалось, что он не хуже Кромвеля знал (или по крайней мере усвоил) секреты управления, принесшие столь отличные результаты. Он сумеет их умножить, причем в отличие от министра не вызовет недовольства. Но нужно, чтобы этот недостойный, этот выскочка, столь долго занимавший пост главного советника короля, не использовал во зло доверенных ему тайн. Нельзя было допустить, чтобы, спокойно выйдя в отставку, он начал критиковать действия короля, ставить палки в колеса политике, которая наконец создаст Генриху славу великого полководца и государственного мужа. И главное, Кромвель будет хорошим козлом отпущения…