Судить буду я

Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович

– Или вы соглашаетесь на эти деньги, или я сейчас пере­стреляю вас, как собак!

Мордастый офицер тут же нажал на кнопку автоматического шлагбаума.

Но самый крутой разбой ожидал их впереди, в Иргизской степи, за Актюбинском, и они об этом знали. В степи рано поутру они застряли у одного могильника на пять часов, там Сумбат получил пулевое ранение в плечо. Дорога блокирова­лась по всем правилам военного искусства и по краям имела окопы в полный рост, у нападавших и два автомата имелись. В конце концов после перестрелки и взаимных угроз проезд выторговали за автомат с тремя рожками патронов и пятьдесят тысяч деньгами. Правда, Карен, зная восточное коварство, оговорил, что главарь засады должен сопровождать колонну, пока они не выберутся к Челкару. Немцы, парни бывалые, не робкого десятка, встречавшиеся со случайным разбоем и в Африке, и в Европе, и Америке, только диву

давались и постоянно твердили, что хваленая итальянская мафия и американская в сравнении с советской, только зарождающейся, – детский сад. После стычек, перестрелок, погонь, долгих переговоров в голой степи у какого-нибудь веревочного шлагбаума немцы уже не жаловались ни на питание, ни на отсутствие связи, ни на «комфорт» наших гостиниц.

Вот почему большинство немецких водителей наотрез отка­залось гнать машины обратно, и Карен, понимая их, посовето­вал сомневающемуся Коста купить авиабилеты, добавив при этом:

– Они и под расстрелом не захотят повторить обратный путь.

Сообщение Коста о том, что водители «Магирусов», побросав машины, возвращаются самолетом, только подтвердило мысли Шубарина, что за последние полгода, что он находился в Герма­нии, преступность в стране резко усилилась. И в нее втянулись тысячи и тысячи новых людей, для которых разбой стал нормой жизни.

Вот отчего Шубарина беспокоила утренняя весть Коста: «По­клонник мюнхенской «Баварии» не объявился». Поиски челове­ка из Ташкента, заинтересовавшегося его банком, затягивались. Кто он? И кто за ним стоит? Дома, в Ташкенте, крупные уголовники уже давно влились в новейшие коммерческие и фи­нансовые структуры, а за спиной этих структур стояли в боль­шинстве случаев все те же, вчерашние, власть имевшие люди. Многих из них он хорошо знал, так почему же они не вышли на него напрямую, без посредников, а решили действовать через уголовку? Что это могло означать? Или уголовка, почувствовав себя уверенно, сама, без протекции властей предержащих, хо­чет взять под контроль часть финансовых операций в республи­ке? Или же те, что появились у руля власти в последние годы, а таких ныне большинство, ибо рашидовскому клану, правивше­му почти двадцать лет, нанесен был сокрушительный удар с помощью центра, не желают связываться с ним? А он, как ни крути, вроде был сам по себе, принадлежал к рашидовскому клану, и покровительствовал ему любимчик Шарафа Рашидовича, первый секретарь Заркентского обкома партии Анвар Абидович Тилляходжаев, и, конечно, для новых он чужой и при своей финансовой мощи представляет явную опасность. Но шок у кла­на Рашидовых прошел, многие ее лидеры уже вернулись из тюрем и жаждут реванша, и тут его деньги могут оказаться кстати, хотя он себе таких целей и задач не ставил, но события складывались не по его воле. Ведь посланник международной мафии сказал ему прямо: «В Ташкенте большие перемены, и вам там теперь не на кого опереться. Мы и только мы можем оценить ваш талант, помочь стать банкиром. Ваши друзья и по­кровители не сумели удержаться у власти, и теперь в Узбеки­стане новые хозяева…»

Конечно, гонец нагонял страху, оттого и неожиданность встречи за рубежом, но он еще молод, неопытен не только в финансах, но и в политике, откуда ему знать истинный рас­клад сил в Узбекистане. Да, прежние кланы потерпели сокруши­тельное поражение, прежде всего оттого, что на них обрушилась вся карательная мощь Прокуратуры СССР. Тысячи пришлых следователей взяли под микроскоп жизнь Узбекистана. Попади в подобную ситуацию любая другая республика, вряд ли она выглядела бы краше. Тут следствию помогли и те, кто давно жаждал реванша, хотел перехватить власть, но даже при такой ситуации, будь жив Рашидов, вряд ли бы Узбекистан понес такой тяжелый урон. Республика потеряла лидера, все посыпалось, но теперь, когда стали возвращаться один за другим сподвижники Рашидова, у которых было время проанализиро­вать свои ошибки и просчеты, ситуация, конечно, изменится. По прогнозам Шубарина, новые власти должны потесниться, усту­пить многие важные посты, потерянные прежним кланом. Ведь теперь, по завершении перестройки, они в глазах народа выгля­дят только жертвами великодержавной руки Москвы. К тому же надо знать жизнь в крае – тут правили и будут править люди, рожденные властвовать, и случайные люди никогда не попада­ли на вершину власти, разве что в революцию, перестройку, смутное время.

Когда после форосского фарса Горбачев вернулся в Москву, он обронил фразу, ставшую крылатой: «Я вернулся в другую страну». Выходило, что и Артур Александрович возвращался тоже в иное государство. Узбекистан, по его сведениям, со дня на день должен был объявить о своей независимости, суверен­ности. Но это

лишь внешняя канва, очевидная для всех, а он-то знал скрытый от широких масс реальный процесс, происходив­ший в распадающейся стране и Узбекистане, получившем исто­рический шанс стать самостоятельным государством. Уезжал он в Мюнхен из бурлившей, но единой страны, а возвращался в еще более накаленную обстановку. Десяток новых государств мгновенно породили своим появлением тысячи проблем и забот, порою трудноразрешимых.

Задумывая свой коммерческо-инновационный банк, он дога­дывался о сложностях, но то, что он стал вдруг нужен диаме­трально противоположным силам, не предвидел. Он не хотел втягивать свой банк, мечту всей жизни, в политику, но, желая спасти жизнь Анвару Абидовичу, невольно связал себя с парти­ей, которая скорее всего перейдет на нелегальное положение, то есть станет незаконной, ибо, судя по прессе, ее либо соб­ственный Генсек распустит, либо ее запретят пришедшие к вла­сти демократы. Руководящие структуры у всех объявивших суверенитет республик одинаковы, и повсюду в них – от райис­полкома до саночистки с двумя дерьмовозами – правили ком­мунисты. Запрет партии при едином государстве не добавлял Шубарину дополнительного риска, ибо, по убеждению Анвара Абидовича, коммунисты повсюду, и в Узбекистане тоже, не сомневаются, что они еще вернутся на политическую арену и снова станут правящей партией.

Но он смотрел дальше Анвара Абидовича, бывшего секрета­ря обкома. Коммунистическая идея настолько дискредитирова­ла себя, особенно в национальных республиках, что наверняка новые политические силы начисто отметут коммунистическую идеологию, ее цели, но сохранят структуру правящей партии, ее имущество. Короче, лишь сменят вывеску, перекрасятся, не сделав даже малейших кадровых перемещений, и вместо «ком­мунистическая» в названии новой, естественно, правящей пар­тии появятся слова «народная» или «демократическая», или оба слова вместе, они для нашего слуха звучат обнадеживаю­ще. Причем таким образом, видимо, поступят во многих нацио­нальных республиках, и лишь в России коммунисты лишатся реальной власти и, возможно, подвергнутся гонениям. В таком случае он вынужден будет помогать не только заграничной партии, но и чуждой для Узбекистана идеологии.

Вот в какое положение он ставил свой банк, где, судя по сообщению Коста, вовсю шел монтаж оборудования.

Получив сообщение о смерти Парсегяна, Шубарин не сомне­вался, что Сенатор не упустит этот шанс и выйдет на свободу, ибо с развалом государства влияние его соперника, прокурора республики Камалова, назначенного из Москвы, убывало с каж­дым днем. Суверенитет Узбекистана гарантирует свободу и хану Акмалю, его дело, наверное, передадут в республику, а дома не найдется суда и судей, которые решатся объявить аксайского Креза виновным, хотя и будут располагать шестисоттомным делом и тысячами свидетелей. А оказавшись на свободе, хан Акмаль и дня не смирится со сложившейся обстановкой в республике, попытается вернуть власть и положение, благо людей, желающих стать под его знамена, хоть отбавляй, а с ними Артур Александрович прежде водил дружбу. Выходит, и эти попыта­ются втянуть его и банк в политические игры. Ведь Анвар Абидович заявил прямо: кто не с нами – тот против нас,

Оставался еще и преступный мир – первым предложивший сотрудничество и тоже обещавший покровительство. Они жа­ждали на выгодных условиях отмывать деньги от наркобизнеса и темных дел.

Срок возвращения на родину близился, и Шубарина беспо­коило, что Коста до сих пор не мог отыскать человека, знавшего о возможностях его банка. Установи они гонца, потянулась бы цепочка и к тем, кто за ним стоит, а стояли, видимо, люди серьезные, если пытались гарантировать безопасность банка, работающего с «грязными» деньгами.

Выходило, что первый клиент еще не поднялся по высоким мраморным ступеням бывшего здания «Русско-Азиатского бан­ка», а его хозяина обложили со всех сторон.

– Я видел вчера «Мазерати», – встретил утром Нортухта неожиданной новостью прокурора Камалова. Видимо, он не забыл разговор, состоявшийся полгода назад у ресторана «Лидо».

– Где? Какого цвета? И кто ее хозяин? – с интересом спросил Хуршид Азизович.

– Вечером я был у родственников в Тузеле, там есть аэро­дром военного округа, на нем и приземлился транспортный самолет ВВС из Москвы, а из его чрева выкатился роскошный автомобиль необычной перламутровой окраски сиреневого от­тенка. Толпа вмиг окружила ее. Каково было мое удивление, когда я услышал – «Мазерати», оказывается, действительно до сих пор одна из самых дорогих марок автомобилей. Из Мюнхена до Москвы машину гнали своим ходом, а дальше не рискнули, решили доставить по воздуху.