Судить буду я

Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович

Прокручивая в замедленной съемке кадры торжества в «Лидо», прокурор Камалов внимательно вглядывался в лица гостей. Произвел впечатление на всех собравшихся, да и на самого Хуршида Азизовича гость из США, некто Гвидо Лежава, видимо, старый друг Японца, прекрасно говоривший по-русски. Он сразу объявил, что сию минуту подпишет чек в 375 тысяч долларов, на такую сумму заокеанский гость покупал акции банка «Шарк». Жест бизнесмена, передавшего на глазах мил­лионов телезрителей чек Шубарину, вызвал в «Лидо» шквал аплодисментов, не удержался и прокурор, он подумал, что если так пойдут дела у узбекских банкиров, то проблемы республики решатся в ближайшие годы.

На приеме в «Лидо» мелькали знакомые прокурору лица из прежней и новой власти, многих находившихся раньше у руля людей телезрители после завершения «перестройки» впервые вновь увидели

на экранах. Были люди с верхних этажей Белого Дома, министры, но чаще других в кадрах мельтешил Миршаб, то один, то тенью, следовавший за Сенатором. Сухроб Ахмедо­вич после тюрьмы показался постройневшим, энергичным. Лю­дям, не знавшим его, Акрамходжаев в ультрамодном шелковом костюме, видимо, казался артистом – столь элегантно он вы­глядел. Как и предполагал прокурор, Сенатор воспользовался присутствием телевидения на банкете и дал небольшое интер­вью. Но тон его выступления удивил Ферганца: бывший заве­дующий отделом административных органов ЦК говорил мягко, непривычно долго подбирая слова, а на провокационный во­прос, касавшийся нынешней прокуратуры республики, ответил сдержанно. Заявил, что он ни к кому не имеет претензий, мол, время трудное, переломное, и враги, пользуясь случаем, огово­рили его.

Камалов ожидал, что Акрамходжаев, как и хан Акмаль на суде, воспользуется случаем и попытается обвинить прокурату­ру и его лично в своих бедах. Конечно, прокурор понимал, что это заявление – только для публики, такая позиция позволяла Сенатору сделать попытку вернуться в строй – ведь если про­изошла ошибка, значит, надо восстановить человека во всех правах, вернуть должность, а пост он занимал ох какой высокий, курировал работу самого прокурора республики. Далеко метил Сухроб Ахмедович, в душе он, конечно, догадывался, что прокурор Камалов видит в нем только преступника, убийцу, и будет искать новые факты, чтобы отправить его за решетку. Перегоняя презентацию взад и вперед на видеомагнитофоне, Камалов понимал, что телевидение сослужило ему добрую службу.

Утром, когда он, просмотрев газеты, делал выписки из наибо­лее интересных статей – журналисты действительно расстара­лись, – раздался телефонный звонок.

– Что-то я вас вчера не заметил среди именитых гостей в «Лидо»? – пошутил, поздоровавшись, начальник уголовного розыска республики полковник Джураев.

– На празднике жизни, где другие пьют шампанское и щего­ляют в шелковых костюмах от Кардена, нам уготована роль мусорщиков. Они заваривают кашу, нам ее расхлебывать, – в тон ответил Ферганец, но на другом конце провода собесед­ник, вдруг резко, без перехода, сменив интонацию, сказал:

– Да, некоторые еще и не проснулись после грандиозного банкета, а у нас уже возникли проблемы.

– Какие? – встрепенулся прокурор, он почему-то решил, что Сенатор все-таки что-то выкинул на торжестве, воспользо­вался случаем.

– Не телефонная история, лучше я сейчас подъеду, – отве­тил полковник, и разговор оборвался.

Эркин Джураевич весьма кстати положил трубку, ибо, услы­шав его последнее слова: «Это не телефонная история, лучше я сейчас подъеду», – Газанфар Рустамов, занимавший кабинет этаком ниже, прямо под прокурором Камаловым, подсоединив­шись к его телефону, очень пожалел, что не сделал этого на две-три минуты раньше. Его очень заинтересовало, кто же это сейчас явится по срочному делу на четвертый этаж. Но просле­дить не удалось: его самого затребовали «наверх», к одному из замов прокурора, и он просидел на экстренном совещании почти полтора часа. А когда он, выскочив первым, заглянул в прием­ную, Камалова в прокуратуре уже не было. А спрашивать у его помощника, кто был на приеме, куда отбыл шеф, – бесполезно, такие порядки осторожный Хуршид Азизович ввел с первого дня появления в должности. Расстроенный Газанфар чувствовал, что проворонил какую-то важную информацию. А жаль! Вчера по телевизору он увидел, как Сухроб Ахмедович давал интер­вью. Значит, уже на свободе, и завтра-послезавтра наверняка потребует с отчетом, ведь он никогда не простит Камалову ни тюрьмы, ни потери должности, положения, и в этой борьбе, конечно, не будет ничьей.

Положив трубку, Эркин Джураевич бегло просмотрел сводку происшествий за минувшую ночь, где не было отмечено взволновавшего его события, и поспешил в прокуратуру республики. То, что он собирался доложить Камалову, он оценивал как чрезвычайное событие, и следовало немедленно предпринять какие-то шаги. Преступление касалось Шубарина и его банка, только вчера

ставшего известным всей республике. Мотивы случившегося не были до конца понятны опытному розыскнику, хотя и напрашивалась банальная версия – деньги, но что-то интуитивно подсказывало Джураеву: тут нечто совсем иное, непонятное ему. Прокурор Камалов давно проявлял интерес к жизни Японца, ставшего банкиром, возможно, то, что он знал, прольет свет на событие, могущее стать еще более сенсацион­ным и шумным, чем само открытие банка «Шарк».

Камалов, положив трубку, еще раз бегло просмотрел газе­ты – может, он не придал значения какой-нибудь детали, фак­ту, – но ничего не насторожило. А ведь материалы в эти газеты «ставили» после полуночи, ни один журналист не спешил поки­нуть роскошно организованный прием и все мало-мальски инте­ресное попало в прессу. Так что же насторожило полковника Джураева – тот никогда за время их совместной работы не сказал, как сегодня: «Не телефонная история…»

Полковник появился в кабинете, как всегда, бесшумно и стремительно. Плотнее прикрыл дверь, попросил включить стоявший сбоку приемник и, заняв место у стола спиной к окну, сказал после короткого приветствия, без восточных экивоков:

– Сегодня ночью в «Лидо» в разгар торжества пропал гость Шубарина Гвидо Лежава, гражданин США…

Прокурор, связывавший для себя предстоящий визит Джураева с чем-либо, касающимся Сенатора, ну, на худой конец, Миршаба, несколько растерялся, новость для него оказалась совершенно неожиданной, но он быстро взял себя в руки и спросил:

– Вы не ошибаетесь? Вот у меня на столе сводка происше­ствий за минувшую ночь по линии МВД и КГБ, тут нет ничего подобного, хотя презентация по случаю открытия банка «Шарк» отражена в общих отчетах.

– Я уже видел сводку МВД, – ответил полковник.

– Значит, вам позвонил сам Шубарин? – заинтересованно спросил прокурор, сразу почувствовав, что появился реальный шанс на встречу, без всяких ухищрений.

– Нет, – ответил гость растерянному хозяину кабинета, но, желая быстрее ввести того в курс дела, продолжал: – Я узнал по своим каналам. Среди ночи меня поднял из постели неожи­данный звонок. Звонил один из моих важных осведомителей из уголовной среды, просил срочно встретиться. По тону я понял: случилось что-то чрезвычайное. Это человек далеко не сенти­ментальный и не путает угрозыск с собесом. Он звонил из автомата на углу, так что я спустился вниз в пижаме. Человек спросил – смотрел ли я вчера по телевизору передачу из ресторана «Лидо»? Получив утвердительный ответ, он полюбо­пытствовал, понравился ли мне американец, очень смахиваю­щий на грузина. Я ответил: побольше бы нам таких гостей, одним росчерком пера вкладывающих в Узбекистан почти пол­миллиона долларов. Тогда он огорошил меня сразу – этого человека через час после интервью, в разгар торжества, выкра­ли. «Откуда тебе известно?» – спросил я, понимая, что сегодня мне в постель уже не вернуться. Он сказал, что в тот вечер играл в карты в одном катране и уже через час после происше­ствия туда ввалились Коста с Кареном, люди Шубарина, а на улице остались еще две «Тойоты», сопровождающие их, битком набитые парнями. Они долго трясли тех, кто мог прояснить ситуацию. Только за наколку, любой след предлагали сразу двести тысяч. По словам ночного гостя я почувствовал, что парни Шубарина жестко прочесали город. Я попросил держать меня в курсе дел и не обольщаться в случае удачи двухсотты­сячным гонораром и поставить в известность меня прежде Шубарина, а сам кинулся домой, к телефону. Но куда бы я ни звонил: в дежурную часть города, МВД республики, дежурному вашей Прокуратуры, КГБ – данных о том, что похитили гостя Шубарина, не было, хотя, конечно, я в лоб и не спрашивал.

Затем я поднял всех осведомителей, даже тех, к кому не обращался уже года три, но никто из них не ведал о случившем­ся в «Лидо». По моей просьбе они сейчас рыщут по всему городу, как и люди Шубарина. Вызвав машину, я отправился в махаллю, где проживает Шубарин. Оставив «джип» на сосед­ней улице, я прошел к его особняку. Все два этажа его дома, несмотря на глубокую ночь, сияли огнями, но это горели не огни праздника, а огни тревоги, судя по хлопающим дверям подъез­жавших и отъезжавших автомобилей. По обрывкам доносивших­ся разговоров, приказов, раздававшихся с крыльца, я понял, что Гвидо Лежава, американец, действительно пропал, и предпри­нимаются отчаянные попытки отыскать его. Утром я получил сообщение, что Шубарин уже пообещал пятьсот тысяч за инфор­мацию о месте нахождения своего друга.