Судныи? день

Фостер Дилейни

После того, как он взял от меня все, что ему было нужно прошлой ночью, он отнес меня в душ и поклонился алтарю моего тела. Он встал передо мной на колени, нежно вытирая меня. Он поднес свое лицо к моей киске и лизал, сосал и опустошал. А потом он отнес меня в постель и держал меня, пока мы не заснули.

Я проснулась раньше него. Темные простыни сбились до пояса. Его оливковая кожа блестела в лучах утреннего солнца. Он все еще был обнажен. Мы оба были обнажены. Тяжесть, которую он нес в своем торжественном выражении лица каждый день, уменьшилась,

когда он заснул. Он выглядел умиротворенным. Он выглядел довольным.

Это был человек, который забрал меня из комнаты, полной стервятников, прежде чем у кого-либо еще появился шанс. Это был человек, который вытащил меня из ванны, когда я хотела утонуть. Это был человек, который терпеливо нес меня в постель, когда я убегала от него и чуть не была изнасилована. Те же самые руки, которые забрали жизнь той ночью — и, вероятно, еще одну прошлой ночью — без труда заставили мое тело петь. Он не был хорошим человеком. Он не был и плохим человеком. Он был где-то посередине.

Он был Греем.

— Не делай этого, — его глубокий, утробный голос пронзил меня до глубины души. Я была настолько потеряна в нем, что даже не заметила, что он проснулся.

Я коснулась его губ кончиком пальца.

— Что не делать?

Он опустил руку, и его лицо стало холодным, вернувшись к тому Грею, которого я всегда знала.

— Куда бы ты, блядь, ни пошла сейчас. Вернись сюда. Со мной.

Я почувствовала, что меня ругают.

И бросают вызов.

Бунтарь во мне хотел растопить этот лед. Я хотела почувствовать его пламя.

Я протянула руку между нашими телами и взялась за его твердеющий член.

Его глаза превратились в темно-синие лужи.

— Маленькая птичка… — произнес он с низким рычанием. В его голосе звучало предупреждение, когда он прикоснулся губами к моей шее. — Как бы сильно я ни хотел трахнуть тебя прямо сейчас, я дал обещание двенадцатилетнему мальчику, — его рука протянулась между моих бедер и обхватила мою киску. Боже, да. — А я не нарушаю своих обещаний, — он двинул рукой, и я застонала в знак протеста.

Я вздохнула, затем убрала руку с его члена.

— А этого двенадцатилетнего мальчика случайно не Киаран зовут?

Его глаза были устремлены на меня. Интенсивные. Грустные. Смущенные.

Я прикоснулась к его щеке.

— Я встретила его прошлой ночью.

Он искал мое лицо, его дыхание шептало на моих губах.

— Я должен был сказать тебе на конспиративной квартире, — он зажмурил глаза и сжал челюсть.

Я провела пальцами по шелку его волос.

— У нас уже было достаточно сложных разговоров для одного визита, — я прижалась ртом к его рту. — Я не сказала ему, кто я, но у меня такое чувство, что он довольно умен, — я прикусила губу. — Он выглядит так же, как ты.

Его глаза открылись, и его дыхание дрожало у моего рта.

— Как давно вы знакомы? — спросила я.

— Недолго. Несколько месяцев.

— А его мать? — это должна была быть она. Это должна

быть Сэди.

— Ушла, — он откинул одеяло и вылез из кровати. Ничто так не портит настроение, как драма с мамой ребенка.

Моя киска сжалась при виде его плоского, подтянутого живота, волос над членом и на широкой груди. Его сильные бедра и бицепсы, полные толстых вен и твердых мышц, напрягались при каждом движении. Даже его соски просили, чтобы их поцеловали.

Он открыл ящик и достал пару нижнего белья, к большому разочарованию моего жадного маленького влагалища.

— Одевайся, малышка. Я хочу официально представить тебя моему сыну, — от его взгляда стало трудно дышать. — Как мою жену.

* * *

Грей все объяснил, пока я шла с ним к конюшне. Он рассказал мне, как Киаран был скрыт от него, как Сэди и Уинстон прятали его личность от всех, как ребенок даже не знал своих родителей, как он до сих пор не знает, что Сэди — его мать. Мое сердце разрывалось из-за этого мальчика, которого я даже не знала. Оно разбилось из-за Грея. Я потеряла маму, когда была маленькой. Я знала, какой острой, яростной и пронзительной может быть боль от этой потери. Я чувствовала пустоту, которую она оставила, когда росла без матери. Но, по крайней мере, у меня всегда был отец.

— Доброе утро, Киаран, — сказал Грей, когда мы подошли к конюшне.

Киаран был занят привязыванием своей лошади к одному из столбов.

— Доброе утро.

Грей погладил шею лошади, когда проходил мимо, затем остановился перед сыном.

— Ты знаком с моей женой? — он обвил рукой мою талию.

Киаран закончил свой узел, туго затянув его.

— Да, сэр. Доброе утро, Лорен.

Глаза Грея потемнели от того, что я назвалась Киарану своим именем Ван Дорен. Это была часть меня, которая принадлежала только ему. Его одобрение.

Я улыбнулась.

— Доброе утро.

— Она твоя Эстелла? — спросил Киаран у своего отца.

Он улыбнулся идеальной улыбкой.

— Нет. Она моя Элизабет, — а потом он притянул меня к себе и прильнул к моей шее. Его дыхание было горячим на моей коже, его голос был хриплым. — Я трахну тебя лучше, чем твой мистер Дарси когда-либо мог.

Моя записка. Он прочитал мою записку.

Все было в гребаном огне. Моя кожа. Моя кровь. Моя сердцевина. Святое дерьмо.

Грей усмехнулся, когда я затрепетала на его руках, а потом отпустил меня. Он не сводил с меня взгляда, пока выводил свою лошадь из стойла, привязывая ее к деревянному столбу.

Я стояла возле конюшни, наблюдая, как они снимают одеяла и чистят лошадей. Я видела, как лицо Грея озарялось каждый раз, когда Киаран что-то говорил. Я видела, с какой нежностью Киаран смотрит на отца. С каждым мгновением, которое проходило в последнее время, вселенная словно отслаивала еще один слой этого магнетического человека. И с каждым слоем он забирался все глубже и глубже внутрь меня.