Судоходство в пролет
Шрифт:
– Нет! мне в упаковке не надо! вон, вы этому дали…
Кивает на огромного деда в маленькой кепочке с микроскопическими подъемными ушами.
– Господи! Да я нарочно завернула заранее, чтобы легче было!…
– Нет! Не надо мне… Она вон цвета другая.
Продавщицы, между собой: «Побереги мозги, Света».
– Вот! Держите…
На весах – обнаженная колбаса. Без целлофана.
– Я же вижу, совсем другой цвет!
Одобренную колбасу заворачивают в целлофан, вручают.
– Ну не такая же она! Смотрите, цвет совершенно не тот!
– Идите, идите! В чужих руках всегда толще!
Господи, господи.
Последний день
Сновидениями я делюсь довольно редко, ибо это дело частное, но сегодня случилось очень показательное.
Я даже проснулся, ужасно расстроенный, но потом ничего. Самообладание вернулось, хотя я не очень понимаю это слово и его смысл.
Во сне мне должны были удалить печень, чтобы пересадить ее моей больной тете. Печень моя, как я подозреваю, не подарок, и может только наделать дополнительных бед, но окружающие решили, что ничего.
Я и сам на это согласился, и бумаги подписал. И все вокруг, включая друзей и близких, нисколько не возражали и даже активно участвовали.
То, что со мной придется проститься, вызывало у всех сожаление, но не больше.
И вот мне сделали укол наркоты, которая не подействовала. И стол уже подготовили операционный. Но отпустили ровно на сорок минут погулять и проститься с друзьями.
Я и пошел, с костылями, потому что левой ноги у меня тоже уже не было. Ее не отрезали, а как-то хитро отстегнули в коленном суставе, благо она тоже должна была пойти в какое-то дело (чуть не написал – в ход), а мне уже ни к чему. Вот все, что было во мне интересного: печень и левая нога.
Я погулял по городу, простился с парой приятелей, очень мне сочувствовавших. Заглянул в Союз Писателей, посоветовал подвыпившему Валерию Попову, его председателю, быть осторожнее и вообще. Он обещал мне. Я послушал начало заседания, дальше уже времени не было. Третий приятель зачитывал мой некролог нескольким писателям, которые впервые обо мне слышали.
Пора было ехать в больницу. Я загрузился в трамвай, и ко мне подошел кондуктор.
А я, скажу по секрету, предпочитаю показывать поддельный документ (это уже не сон, а явь).
У кондуктора возникли сильные подозрения. У меня было много проездных документов, половина из них – на мою фамилию, а половина – не то на Ищенко, не то вообще на Ющенко.
Мы стали ссориться, ругаться. Я отчаянно доказывал, что это все я и имею право ехать.
И сон плавно угас.
Как это все печально: в последний свой день, на пороге героического донорства последнее, что я делаю – ругаюсь с кондуктором в трамвае.
Заря новой жизни: инициация продолжается
Затеял я давеча купить себе презерватив: вдруг понадобится?
Как оказалось впоследствии, не понадобился.
Но речь не о том. Я вообще не очень интересуюсь этим товаром и вижу в нем
Короче говоря, я растерялся.
Чего там только нет! С усиками, со жгутиками, с лапками – это еще понятно, хотя тоже неправильно, потому что расхолаживает и снимает ответственность за важные составные части процесса. Взваливает ее на жгутики. Но там же еще со вкусом малины лежат, шоколадные, лимонные, клубничные и какие угодно еще, с пупырышками. Если поискать, наверняка найдутся с укропом и луком.
Дама пожаловала жрать или чем заниматься?
Пора и кондитерам дать достойный ответ в отношении формы своих изделий. И ботаникам-селекционерам, мичуринцам, чтобы выращивали правильного вида плоды.
Тогда приглашение зайти попить чаю окончательно обнажится, являя свой подлинный смысл.
Позднейшее дополнение: когда я обнародовал этот текст, мне прислали письма с фотографиями из Роттердама и Амстердама. Я безнадежно отстал от времени, все уже есть.
Котировка валют
Ходить с женщиной в магазин – невыразимое мучение. Неважно, какой это магазин – парфюмерный, обувной или секонд-хенд. Женщина, пока не обнюхает и не потрогает все, до чего сумеет дотянуться, не успокоится. В итоге она купит то, чего вообще нет на витрине, или то, что стоит в самом дальнем углу.
Это у них, конечно, половое-гендерное стремление к отбору. Мужчины не так разборчивы. Когда я прихожу в магазин, я беру первое, что увижу, и быстро выпиваю или съедаю.
А тут от духов и лосьонов мне сделалось дурно.
Ко мне незаметно подрулила милая девушка, я не успел вовремя отскочить. Она сунула мне под нос не то бумажку, не то тряпочку, и прожурчала:
– Попробуйте настоящий мужской аромат…
Я шарахнулся от нее, как черт от ладана, и проскрежетал, что нахожусь здесь по принуждению.
…Светлый воскресный момент: сводил дочку на каток и понял, как все-таки хорошо быть писателем. Пригодилось.
Потому что за коньки хотели залог: либо полторы тысячи рублей, либо водительские права. Ни того, ни другого у меня не было, а паспорт не брали. И тогда я вытащил удостоверение Писателя, которое сразу же взяли, едва раскрыли и увидели там мою рожу.
Так что меня как Писателя прировняли к водителю, что повышает самооценку.
Я ощутил себя чем-то вроде доллара в его отношении к евро.
Любовь к отеческим гробам
Мне сломали диван.
Он разложился и не сложился.
Я изнасиловал его дополнительно, и он-таки сложился; я связал его шнуром от модема. Он превратился в люльку, жить в нем тяжело.
Пошел я с горя к родителям, мама они у меня и отчим.
А отчим и говорит: