Судороги Земли

Петри Николай

Он действительно плакал...

– Петров крест!
– выдохнул он скорбно.
– Потаённица, будь она проклята!..

Зодчий ничего не понял. Легонт тяжело вздохнул и стал объяснять:

– В первый же год, когда наши предки оказались в этом мире, в поселении появилась Эркатога. Никто не знал, откуда она взялась: все думали, что старуха жила в этом месте уже тогда, когда пришли мы. Старуха была странной - она никогда ни с кем, ни о чём не говорила. Все решили - она немая. Ей много раз предлагали и кров, и пищу, но Эркатога каждый раз отказывалась. Она приходила, когда хотела, а потом, так же

незаметно и таинственно покидала селение. Никто не знал, где живёт старуха. Да и знать не хотели - боялись её все, потому что взгляда Эркатоги выдержать не мог никто, даже первый глава рода. А потом она надолго пропала. Может год, может больше о ней не было ни слуху, ни духу. Все решили - преставилась. Но старуха появилась в поселении снова. Седая, молчаливая, страшная она прошла прямо к главе рода и говорила с ним в течение нескольких часов. Потом ушла. Теперь уже - навсегда. Глава рода с того времени сильно изменился - стал чахнуть на глазах и буквально за полгода истаял, как восковая свеча. Умирая, он передал своему старшему сыну пророчество, поведанное ему старухой Эркатогой перед тем, как она навсегда ушла в лесную чащу. С тех пор пророчество передаётся от главы рода к старшему сыну. А суть пророчества такова: когда придёт в этот мир царь-трава по прозвищу Петров крест и ночью, тайно оплетёт Дорогу Разрушения, останется у обитателей времени не больше, чем остаётся времени у путника, идущего на зов предков...

Теперь Зодчий понял, почему Легонт попросил всех заставников выйти на улицу, оставив в комнате только стариков и самого Зодчего.

– Что означает фраза: "...останется у обитателей времени не больше, чем остаётся времени у путника, идущего на зов предков..."?
– спросил выходец.

– Это срок, который Зокон отпустил для всех нас...

– И каков он - этот срок?

– Я не знаю...
– вздохнул Легонт.

Повисла тишина, которую отважился нарушить только древний старец.

Он с печалью в голосе произнёс:

– Думаю, это время, понадобившееся Эркатоге, чтобы обрести успокоение...

– И в чём оно измеряется?
– повернулся Зодчий к старику.
– В годах, в месяцах, в сутках?..

Старик горестно покачал головой.

– Это только мы, люди, пытаемся измерить время. ТАМ это не нужно... Обо всём скажет душа. Если она готова - избавление наступит быстро, если нет - нам дадут возможность подумать. А сколько дадут - неведомо никому...

39.

Зодчий ничего не сказал ни выходцам, ни поселенцам, однако к вечеру все на заставе уже знали о пророчестве. Известие произвело разное впечатление. Поселенцы выглядели откровенно подавленными, чего нельзя было сказать о выходцах. Для них жизнь на заставе воспринималась как долгая служебная командировка, к которой ты настолько привык, что свыкся и даже смирился с ней, но которая когда-нибудь обязательно закончится, и тогда ты вернёшься если не домой, то под одну из берёзок, в изобилии росших на небольшом погосте...

Внешне всё выглядело как обычно: тренировки, работа, совместная трапеза, дежурства, непринуждённые разговоры по вечерам, однако в воздухе физически ощущалось напряжение, становившееся с каждой минутой всё явственнее. Все чего-то ждали. Не важно - плохого или хорошего, но всем хотелось развязки...

На следующее утро их разбудил вой сирены. Заставники, давно

готовые к чему-либо подобному, собрались быстро. Они выбежали из дома и стремительно понеслись к трокам, удивлённые тем, что никто из них не почувствовал начала Перехода.

Но Перехода и не было...

Царь-трава больше не главенствовала в первобытном хаосе Зокона. Сейчас там происходило что-то ещё более поразительное. В абсолютной тишине по всей ширине зоны конфликта в сторону заставы, шевелясь и извиваясь, ползла сплошная зелёная масса...

Заставники заняли места, продолжая с тревогой следить за приближением малахитовой волны. Это было что-то новое, и никто не знал, как с ним бороться.

Зодчий напряжённо думал, вспоминая всё, что когда-либо слышал о растениях, попадавших в Зокон. Между тем, вал, переливающийся всеми оттенками зелёного, замер словно мяч, свободно катившийся по полю и неожиданно наткнувшийся на преграду.

Минуты текли, а впереди ничего не менялось.

Только через полчаса стало заметно: сплошной изумрудный ковёр кое-где начал рваться и вспучиваться. Заставники по-прежнему не покидали своих троков, ожидая завершения растительной феерии. Ещё через полчаса пришли к выводу, что сидеть под защитой троков смысла нет. Там, впереди, действительно, что-то происходило, но настолько медленно, что изменения становились заметны лишь после десятков минут напряжённого наблюдения.

Зодчий и Рабус оставили в каждом троке по два заставника, а с остальными отправились заниматься обычным делом - изготовлением новых стрел на собранном Фархадом станке.

Дежурившие в троках менялись каждые два часа. Вновь прибывшим на смену сразу же бросалась в глаза невероятная скорость роста того, что лежало впереди и что манило и пугало одновременно. К вечеру всем стало ясно: Зокон претерпевает кардинальные изменения, потому что от прежних ажурных переплетений ферм, эстакад, пролётов мостов, искорёженных виадуков, почти ничего не осталось. Теперь зона конфликта выглядела как сплошное малахитовое море, лишь при детальном рассмотрении распадавшееся на отдельные элементы.

На следующее утро картина несколько прояснилась, и заставники смогли позволить себе радость гадания, в попытках найти название странному феномену. К этому времени зелёный ковёр заметно приподнялся над землёй, открыв для обозрения нечто новое: вся многокилометровая площадь зелёного шатра не просто парила в воздухе, нарушая закон всемирного тяготения, а вполне прозаически опиралась на сотни и тысячи тонких корней, медленно превращавшихся в настоящие стволы.

По всему выходило - впереди росло одно-единственное дерево! И только одно дерево могло иметь столь необычную форму - баньян. Однако найденное подходящее название ещё не давало ответа на главный вопрос: каким образом дерево-роща смогло проникнуть в Зокон, не будучи транспортировано сюда Переходом? Если только... Мысль обожгла Зодчего. "А что если "баньян" - это новая форма Перехода?!"

Своей догадкой он поделился с Агути и Гоблином, вызвав ожесточённый спор между ними. Гоблин с присущей ему легкомысленностью заявил, что лично ему абсолютно всё равно, что произрастает впереди: "бадан", "баньян" или "бурьян", лишь бы эта треклятая сельва не касалась его лично. На что Агути горячо возразил:

– Нельзя быть таким инертным! Если предположение Зодчего верно, то мы лишаемся единственного преимущества перед вторгающимися в Зокон животными формами. Мы не сможем заранее узнать время и место их появления, и всё наше прогнозирование Переходов теперь яйца выеденного не стоит!