Суды над колдовством. Иллюстрированная история

Бессонов Николай Владиславович

Вюрцбурга и Бамберга спасла война. При подходе протестантской армии католические прелаты со своими сокровищами бежали в Кёльн. После 1631 года в Кёльне собрались: архиепископ Майнцский, епископы Бамбергский, Вюрцбургский, Вормсский, Шпеерский, а также аббат Фульдский. На новом месте фанатики организовали ещё одну охоту на ведьм. Через несколько лет сожжения в доселе терпимом Кёльне стали беспокоить даже Римского Папу, и он послал в несчастный город двух кардиналов, чтобы ослабить манию.

Почувствовав поддержку Рима, здравомыслящие люди воспряли духом и сумели наконец обуздать зарвавшихся гостей (Robbins, 1959 стр. 99, 100).

Николай

Бессонов. На эшафоте. Рисунок. 2001 г.

Историки находят мало оправданий свирепым епископам. В их пользу говорят всего лишь два факта. Во-первых, вюрцбургский прелат действовал под влиянием внушенного воспитанием фанатизма, а не только примитивной алчности. Он лично распорядился о казни подававшего большие надежды племянника, хотя в дальнейшем очень сильно скорбел по утрате. Во-вторых, большинство жертв террора в Бамберге и Вюрцбурге было сожжено не живьем, а после отсечения головы. Такие смягчённые приговоры уже не казались редкостью в Германии той эпохи.

Уже перейдён был рубеж, за которым и католики, и протестанты готовы были варьировать тяжесть наказания в зависимости от «вины».

Из протестантской Пруссии дошло до нас описание казни, во время которой только одна из трёх ведьм рассталась с жизнью, корчась в огне. Документ гласит, что за узницами всю неделю присматривали шестеро духовных лиц, убеждая их молиться, петь и каяться. Потом ведьм по очереди вывели на суд. Чиновник спросил:

— Сюзанна, свела ли тебя Ильза с демоном, колдуном и любовником?

— Да, — ответила обвиняемая.

— Ильза. свела ли тебя мать с демоном-любовником?

— Да.

— Катерина, свела ли ты с демоном Ильзу, свою дочь?

И снова прозвучало односложное «Да».

Таким образом, суд убедился, что старшая ведьма виновней прочих, и нотариус Антон

Вернеккиус громко зачитал приговор. К столу подошёл палач попросить охраны на тот случай, если у него не получится одинаково искусно обезглавить Сюзанну и Ильзу. (Когда удар меча не сносил голову сразу, толпа могла закидать неудачника камнями.) Затем для порядка спросили, есть ли у кого жалобы, и поскольку таковых не оказалось, судейский чиновник преломил свой жезл. По обычаю стол и стулья были перевёрнуты.

Торжественная процессия вышла к месту казни. Путь пролегал через город, мимо башни.

Впереди шли мужчины, за ними палач вёл на верёвке «бедных грешниц». Каждую осуждённую провожали по два священника. Замыкала конвой многочисленная вооружённая стража. Всю дорогу не смолкали молитвы, проповеди и пение псалмов.

Ян Люйкен. Дорога на костер в Бамберге в 1520 г. Гравюра. Конец XVII в. Фрагмент.

Венками из соломы девушек «украшали» в знак издевательства.

Казнь за колдовство в Германии. Гравюра. XVIII в. Фрагмент.

Наконец процессия остановилась, не доходя до Зехаузенскнх ворот. Тут Сюзанну провели по кругу под пение гимна «Gott der Vater Wohn uns bei», и когда палач отрубил ей голову, перешли на гимн «Nan bitten viz den heiligen Geist».

Те же церемонии соблюли, когда обезглавили Ильзу.

Вначале «Да пребудет с нами Отец Небесный»,

потом «Ныне молим мы Святого Духа».

Наконец, под непрерывное пение духовенства, школьников и зрителей, Катерину спиной вперед втащили на груду дров. Цепь вокруг тела и шеи затянули так туго, что лицо её побагровело. Сразу же штабель был подожжён и горел до тех пор, пока тело колдуньи не обратилось в пепел (Koppen, 1844 стр. 1228, 1229).

Как видно, своей сговорчивой покорностью колдуньи заслужили снисхождение. Их не рвали по дороге клещами, не осыпали бранью. Устроители казни предпочли жестокости чинное зрелище. Такое бывало и в других странах. Во Франции, например, образ кающейся грешницы закладывался уже в формулировку приговора. Скажем, приговор Жанны Алюмбер, 34-лстней дочери батрака, звучал так: «Вышеозначенная обвиняемая будет передана в руки палача и будет приведена в рубахе, босая, к главному порталу приходской церкви Нантюа. Там, держа в руке горящий факел, она принесёт публичное покаяние, говоря и объявляя, как в мерзком неверии она забыла Бога, отречётся от прельщений и обманов дьявола, которому служила и поклонялась, будет каяться и просить прощения у Бога, Короля и Правосудия…»

После этой трогательной сцены Жанну должны были задушить и сжечь. Чем заслужила она такое милосердие? Судя по всему, бедняжка тронулась рассудком на почве вечных разговоров о колдовстве. Вообразив себя ведьмой, она добровольно явилась в магистрат, чтобы «обратиться к Богу и быть сожжённой».

Конечно, были соблюдены необходимые процессуальные формальности: допросы, поиск знака дьявола. А потом было решено набросить Жанне на шею удавку — вероятно, не без тайной надежды выманить других раскаивающихся ведьм на явку с повинной (1958 стр. 1049).

Я охотно верю, что судьи той эпохи считали страх перед мучительной казнью главной причиной скрытности. Демонстрируя милость, они, похоже, желали внести раскат в секту дьявола.

Оборотной стороной гибкой юридической практики было крайнее зверство по отношению к тем, кто упорствовал. Женщин, не желающих признаваться даже под давлением «улик», сжигали на костре из сырых дров. Делалось всё, что бы колдунья как можно дольше находилась в сознании. Сырое дерево разгоралось медленно. Языки пламени лениво лизали босые ноги — не более того. Когда пламя поднималось выше колен, костёр перетряхивали шестом. Долго ли это длилось? Очень долго. Сейчас даже трудно поверить, как долго. Фанатичный судья Жан Боден обосновал сию жестокость в книге «Демономании», написав:

Кадры из французского фильма «Страсти по Беатрис». Реж. Б.Тавернье. 1987 г.

Сожжение на медленном огне показано в кинокартине во всей его страшной обыденности. На деревенской площади собралась небольшая толпа. Моросит осенний дождь, не дающий костру разгораться слишком быстро. Женские вопли не прекращаются ни на минуту, но казнь длится слишком долго — зрители устали, их восприятие потупилось. Даже детям, обычно столь любопытным до зрелищ, надоело ждать, когда же наконец эта шумная тетя умрет. Они копошатся на раскисшей земле, затеяв какую-то игру. Смертница, молитвенно сложившая руки, мотает головой от боли; перед ее помутненным взором то возникает, то исчезает звонница деревенской церкви. Храм с крестом — зримый символ той силы, которая несет историческую ответственность за гибель этой крестьянки и сотен тысяч ее подруг по несчастью.