Суды над колдовством. Иллюстрированная история
Шрифт:
Но подсчётам историков, женщин среди осуждённых за колдовство было в три раза больше, чем мужчин (1958 стр. 84, 85). При Марии Тюдор 18 июля 1556 года сожгли заживо гугеноток — мать с двумя дочерьми. «Одна из дочерей, которую звали Перотина Масси, была беременна, а муж ее, пастор, скрылся с острова, дабы избежать расправы. От языков пламени и натуги, вызванной адской болью, чрево её лопнуло, и младенец, чудный мальчик, выпал в огонь, но его ещё живым вытащил некто Гус, из числа подручных палача. Видя, как всё странно складывается, бальи поразмыслил и велел швырнуть бедное дитя обратно в костёр (Pitts, 1886)».
Не приходится сомневаться, что при расправах над колдуньями творилось то же самое.
Например, в Бамберге в 1630
Тяжкие душевные муки испытывали матери, заодно с которыми осуждали на смерть их детей. В Австрии в 1679 году сожгли Эмеренцину Пихлер, а через пару дней вдогонку её детей двенадцати и четырнадцати лет (Kofler, и др., 1986 стр. 66).
Часто одновременно казнили несколько поколений родственников. В 1688 году за колдовство была сожжена целая семья, включая детей и прислугу (Robbins, 1959 стр. 33).
В 1746 году сожгли не только обвиняемую, но и её сестру, мать и бабушку (Lea, 1939 стр. 1267). Читатель без труда вспомнит множество подобных историй, описанных в разных главах этой книги.
Но даже если инквизиторы находили в семье только одну ведьму, каково было её близким смириться с потерей?' Вообразите горе родителей, теряющих дочь. Что должны были чувствовать люди, которые растили девочку, учили её молитвам, справляли ей обновки и желали счастья, а потом узнали, что дочь сожгут на площади при скоплении народа? Или представьте переживания любящего мужа, которому судьба уготовила увидеть кости жены, свисающие на цепях с обгоревшего столба.
Семья богатого горожанина. Немецкая иллюстрация XIX в.
Ведовские процессы в любую секунду могли разрушить семейную идиллию.
История не сохранила письма, по которым мы могли бы судить о глубине потрясения.
Тем более нет личных дневников. Остались только петиции о помиловании — застывшие на бумаге вопли о пощаде. Мужчины той давней поры умоляли суд сжалиться над арестованными жёнами. Конечно, эти прошения — лишь отражённый свет. Официальная форма бумаги глушила искренний порыв, а осторожность заставляла выбирать выражения. Защищая союзницу дьявола, можно было поплатиться собственной жизнью. И всё же многие мужья обивали пороги судов. Не найдя там сочувствия, уезжали в другой город в надежде найти управу на изуверов. Мельник Йохаин Шюлер даже убедил верховную власть, что его любимая супруга невиновна. Увы, он опоздал. Пока принималось решение, местный судья успел сжечь женщину заживо (1958 стр. 1231).
Один из самых волнующих документов эпохи — петиция о помиловании, которую подал счетовод Петер Лемп. Невзирая на опасность, которая грозила настойчивым просителям, он не раз взывал к милосердию суда. «Я знаю, что жена заключена в тюрьму, хотя ни в чём не виновна, и просит о помощи меня своего самого близкого, дорогого и лучшего друга». Петер Лемп пробовал разжалобить судей красноречивыми описаниями того, как набожна Ребекка, как она любит детей. «Она учила их не только катехизису, но и Святому Писанию, особенно прекрасным псалмам Давида». В конце прошения муж напоминает «мудрейшим и великодушным судьям» о Страшном суде, на котором сам Христос разберётся, кто прав, а кто виноват». Знал бы он, что в руках тюремщиков находятся две перехваченные записки от узницы. Они будут подшиты к протоколам и так сохранятся для потомства. В этих посланиях прослеживается путь от наивной уверенности в том, что честной женщине ничего не угрожает, до полного отчаяния.
Вначале Ребекка пишет, что совесть её чиста. «Будут ли меня пытать? Я не верю в это, ведь я ни в чём не виновна». Спустя несколько месяцев, после пяти сеансов зверских истязаний бедняжка уже сломлена
Следствие тянулось полгода. Чтобы муж не надоедал, судьи мучениями заставили узницу написать домой, что она отъявленная ведьма, недостойная близких. Правду Лемп узнал только на суде, когда просьбу о яде зачитали вслух как доказательство дополнительной вины, то бишь попытки самоубийства. Так несчастный счетовод и его дети получили единственное утешение. 9 сентября 1590 года Ребекка Лемп была сожжена, но по крайней мере всему Нордлингену стало ясно, как долго и стойко она держалась (Konig, 1928 стр. 260–262).
Массовое сожжение ведьм в 1571 г. Зарисовка из хроники того времени
Сожжение девушки во Франции. Гравюра. 1669 г. Фрагмент.
Довольно часто художники изображали женщин на костре голыми. Несомненно, это впечатления очевидцев.
Во время казни, да и после нее, родне ведьмы не стоило забываться. Дух подозрительности витал в воздухе. Анна Шпюлер навлекла на себя несчастье, когда казнили её мать, арестованную по обвинению из соседнего местечка. Анна возмущённо обругала тех, кто сделал донос. Неосторожную дочь хотели схватить прямо на месте, но правитель велел проследить за нею и, если она не оставит дерзких речей, привести для разбирательства. Вскоре разнёсся слух, что Анна вновь клянёт доносчиков. Этого оказалось достаточно, чтобы вокруг её дома собралось человек двадцать. Почуяв беду, Анна выскользнула через заднюю дверь и припустилась в поле. Её нагнали, схватили и поволокли в тюрьму. «Я ждала, что меня допросят и отпустят», — позже говорила она.
Вместо этого её ждал длинный ряд пыток, во время которых ей выдернули все суставы и довели до почти невменяемого состояния. Как палачи ни старались, Анна своим бесконечным терпением отвоевала право на свободу и даже подала жалобу в город Ульм на своих обидчиков. Шёл 1508 год Германия ещё только втягивалась в охоту на ведьм. Что произошло дальше, история умалчивает, но шансы на благополучный исход были выше, нежели столетие спустя — когда единичные процессы сменились форменными облавами (Сперанский, 1906 стр. 12).
В начале XVII века баварские следователи разъехались по деревням и дотошно расспрашивали крестьян, не попался ли кто на заметку. Число «уличённых» росло как на дрожжах. Одна женщина, например, попала в круг подозреваемых из-за странной перемены характера. Прежде она была весёлого нрава, а после сожжения подруги как-то притихла.
При такой психологии следствия поведение толпы, гневно ругающей ведьм, уже не кажется слишком фанатичным. Для каждого зрителя нарочитая жестокость к вероотступницам была ещё и формой самозащиты.
Дети колдуньи — маленькие дети — обязаны были смотреть на сожжение матери. Увильнуть от богоугодного зрелища не получалось. Судьи настаивали, чтобы дети были на казни. Смотрите и запоминайте! Если дьявол от вас не отступится, с вами будет то же самое! Реми ввёл обычай раздевать детишек догола и трижды обводить вокруг костра, на котором обугливается их мама. При этом «ведьмно отродье» нещадно секли… Как жалел потом состарившийся судья о своём излишнем гуманизме! На склоне лет он писал, что напрасно щадил малолеток, ибо ведьмы всегда вовлекают отпрысков в колдовство, а дьявол редко оставляет свою добычу (Lea, 1939 стр. 610, 611).