Судья
Шрифт:
Ужин оказался не так плох, хотя его никак не назовешь романтическим: жареная картошка с яичницей и сосисками, чай с бутербродами. В конце трапезы Павел и Инна ели свиную тушенку прямо из банки. Ужинали молча.
— Ты всегда на ночь так наедаешься? — спросила Инна. — Смотри, нам сегодня не спать!
Павел промолчал.
Инна разделась и легла в кровать. Хотя бы простыни свежие.
«Теперь будем трахаться».
Ей стало противно, как никогда не было.
Она ждала Павла, но он так и не пришел. Лег на диване. Вскоре
Девушка повернулась набок и заснула под вой ветра за стеной.
Когда Инна открыла глаза, белый утренний свет струился между занавесками. Девушка наморщила лоб, рассматривая витиеватые трещины на потолке.
Несколько секунд понадобилось ей, чтобы вспомнить вчерашнее. Она в чужом Доме. У Павла. Он выкрал ее и утащил в подземное царство.
Некоторое время Инна прислушивалась. Если Павел дома, она притворится спящей.
Но ни топота, ни покашливаний, ни звона посуды девушка не услышала.
Всякий раз, вставая с кровати, Инна совершала неимоверное усилие. И всегда вставала в тяжелой депрессии, которую было просто необходимо залить алкоголем. Внутренние голоса Инна заглушала, включая телевизор или музыку. От боли и гложущей тоски Инну изо дня в день спасали многочисленные вечеринки, гулянки, лихорадочный секс. Только так. Окунуться в дурманящий водоворот. Не думать о завтра и забыть все вчера.
Но в это утро она с изумлением обнаружила, что совершенно спокойна.
На столе стояла холодная сковородка с остывшей яичницей, обернутый полотенцем чайник и накрытое тарелкой блюдо. Инна приподняла тарелку. Оладьи.
На столе записка. Корявым мелким почерком Павел написал:
УШЕЛ НА РАБОТУ И ПО ДЕЛАМ. ВЕРНУСЬ НЕ ЗНАЮ КОГДА. НЕ ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ЛЮБИШЬ НА УЖИН, ПОЭТОМУ ПРИДЕТСЯ ЕСТЬ ТО, ЧТО ЛЮБЛЮ Я.
— А что ты любишь? — раздраженно спросила Инна. — Мертвых детей?
УШЕЛ НА РАБОТУ И ПО ДЕЛАМ. Если работа — не дело, то что — «дела»? Инна представила, как Павел бредет под дождем в черном плаще, перешагивая через лужи.
Девушка тряхнула головой.
Позавтракав, всерьез задумалась о том, чем заняться.
Она терпеть не могла быть у кого-то на иждивении. Решила отплатить Павлу за гостеприимство, т. е. прибраться.
Надев фартук, она нашла в чулане ведро, лентяйку, метлу и совок.
К полудню вымыла окна, протерла мебель. Ковры скатала и свалила в углу, твердо решив, что заставит Павла по приходу вытряхнуть.
Вытирая руки тряпкой, остановилась на пороге кабинета.
Кабинет — святилище любого человека. Здесь каждый прячет свои тайны.
Инна шагнула за порог. На цыпочках прошла к столу, вздрагивая от каждого шороха.
Что она рассчитывает здесь найти? Отрубленные головы мертвых жен?
Она обнаружила кое-что похуже.
На чистой поверхности стола лежала рукопись.
ИСПОВЕДЬ ПРИЗРАКА.
Инна протянула руку и отдернула, когда внутренний голос завопил: НЕ ТРОГАЙ! ЭТО ЛОВУШКА!
Но отступать было поздно.
На счастье или на погибель, Инна перевернула страницу и начала читать.
Часть II. Исповедь Призрака
Паденье, совершенное в отчаянии,
Падение от непонимания
Разбудит новые надежды и мечты,
Которые — всего лишь возвращение
Бессмысленности, горя, пустоты.
За тем, что мы не можем совершить,
За тем, что мы не смеем полюбить,
За тем, что потеряли в ожиданье,
Придет лишь новое паденье и страданье.
У.К. Уильямс. «Патерсон».
«Я приехал в Новгород из Валдая. Мне только что исполнился двадцать один год.
Полгода я проработал сторожем в alma mater. Потом армия. После тяжких военных испытаний созрел и поступил в Новгород на юридический. Мне было все равно. Но престиж факультета много значил для матери.
Я сносно проучился первый курс. Приобрел трех друзей, одну подружку и кучу полузнакомых. Передо мной во всей красе встал вопрос пола. Главный Вопрос, так это называется. Я не искал ответ. Он сам меня нашел.
После окончания лекции я убирал в сумку учебники.
Подошел Кирилл из 4-й группы. Я дружил с ним, но не стремился в его свиту, чем вызывал досаду.
— Павлик, — сказал он. — Мы в пятницу на дачу собираемся.
Он замолчал с дружелюбной улыбкой.
— Кто — „мы“?
— Ну… мы… парни, девчонки… весь курс.
— Когда и где?
Я ничего не планировал на пятницу. Дал согласие с гордым видом, будто мое присутствие/отсутствие делает там погоду.
На дачу ехали на трех частных и одном автобусе. Часа полтора тряслись по ухабистым дорогам. Я сжался на заднем сиденье „москвича“ Кирилла, рядом с парнем кавказского типа, который пах омерзительно. Парень пытался заигрывать с девочкой, которая сидела от меня по левую руку. Та молча улыбалась и постоянно теребила край зеленой юбки в складку.
Вывалились из автомобилей, жадно хватая пересохшими ртами свежий воздух пригорода. Все засуетились.
Кирилл встретил мой взгляд, замахал рукой.
Он стоял возле „москвича“. Крокодилья пасть багажника открыта. Внутри — две багажные сумки беременного вида.
Рядом с Кириллом — высокая голубоглазая шатенка в синих джинсах и белом вязаном пуловере. Стоит очень прямо. Взгляд ледяной.
— Паша, помоги Тане вещи перенести.
Я повернулся к ней.
— Вы Таня?
— Да, — улыбалась она очень гордо. — А вы Павел?