Суер-Выер и много чего ещё
Шрифт:
– А вы, господин Ю, оказывается, лирик, – сказал Суер-Выер. – Ху-ду-ду! Ху-ду-ду! Я и не думал! Ху-ду-ду! Замечал склонности к философии, но лиризма не отмечал. Пам! Пам! Пам!
– Лирик – это вы, сэр, – поклонился юнга. – Я бы насвистывал «Патетическую сонату», с вашего позволения.
– Ладно, – сказал Суер. – Пусть надпись пока поболтается на верёвках, а нам пора на берег. Подадим милостыню по мере возможностей. Кто со мной?
После разных заминок и подсчётов кошелька в шлюпку погрузились,
– Возьмите и меня, капитан, – попросился юнга. – Денег у меня нет, но вдруг да здесь мой папа. Я чувствую, что он недалеко.
– Ху-ду-ду!
Ху-ду-ду!
Ху-ду-ду!
Пам!
Пам!
Пам!
Глава LXVIII
Остров нищих
Воющая, орущая, свистящая толпа окружила нас и стала хватать за полы халатов, за рукава, за орденские ленты.
– Дай! Дай! Крепдешину! – орали многие.
– Жидкого тела! Жидкого тела!
Каким-то образом некоторые узнали, что у Кацмана есть два фейерверка. Они дёргали лоцмана за фалды с криком:
– Подай фейерверк! Подай фейерверк!
– А ну-ка цыц! – гаркнул Пахомыч. – Разойдись по местам! Сядь! Прось культурно! Кому говорю?! Заткнись! Не ори! А то сейчас Чугайлу с борта привезу! Он тебе подаст крепдешину в харю!
А остров меж тем пейзажем своим был гол как сокол, местами только валялись на песке обломки мраморных колонн и постаментов.
Нищие поняли, что хором нас не возьмёшь, разошлись с лёгким ворчанием по своим законным местам и расселись в некотором скромном порядке.
Первым в этом чудовищном ряду сидел человек с деревянной рукой. Рука эта абсолютно бездействовала, а только тянулась к нам, однообразно приговаривая:
– Подайте человеку с деревянной рукой!
– Подайте Древорукому!
– Подайте Рукодревому!
– Подайте бедному человеку, который ничего не имеет, кроме деревянной руки!
Суер подал целковый.
Старпом – гривенник.
Я подал подаяние.
Лоцман Кацман подал прошение об отставке подавать.
– В чём дело, Кацман? – спросил капитан. – Сейчас не время шуток, я бы сказал: кощунственных!
– Подаю что могу, – отвечал лоцман. – Кстати, этот человек богаче меня. При наличии деревянной, вырезанной, скорей всего, из жимолости руки у него имеются и две другие: левая и правая.
Наш деревянный нищий действительно, отложив в сторону резьбу по дереву, свободно философствовал двумя другими руками, пересчитывая подаяние.
– Что же получается, голубчик? – сказал старпом. – Вы нас обманули? Надули? У вас две живые руки, а вы нам подсунули деревянную!
– Зато смотрите, какая резьба! – воскликнул нищий. – Сейчас уже так никто не режет! Кроме того, я не подсовывал, я только показал вам деревянную руку и попросил
– Милостыня есть милостыня, – сказал Пахомыч. – В конце концов, ваша третья рука всего лишь деревянная.
Дружески попрощавшись с троеруким, мы двинулись дальше и скоро подошли к человеку, который сидел в пыли и посыпал пеплом главу свою.
– Подайте на пепел! – приговаривал он.
– А что, у вас мало пеплу? – спросил старпом.
– Кончается. Я, конечно, как посыплю, потом собираю, но ветер развеивает, и расходы пепла имеются.
Старпом подал гривенник.
Суер – целковый.
Я подал подаяние.
Лоцман подал прошение о помиловании.
Пеплоголовый прочёл прошение лоцмана, достал из кармана синий карандаш и одним взмахом написал поперёк:
ОТКАЗАТЬ!
Распрощавшись хоть и с пеплоголовым, но находчивым в смысле лоцмана нищим, мы направились дальше.
Довольно скоро из кустов конкордия послышался тоскливый призыв:
– Подайте нищему духом!
Раздвинув хрупкие ветви, мы увидели человека, на вид совершенно нищего духом.
У него были полые глаза,
сутулые веки,
присутствующее в дальних странах
выражение лица,
грубые ступни кожаных полуботинок,
вялые квадраты клеток на ковбойке,
локти,
две родинки,
медаль.
– Ну, может, у вас есть хоть немножечко духа? – спрашивал Суер.
– Нету ни хрена, – отвечал нищий, – вы уж подайте милостыню.
– А как же вы живёте с духом-то с таким?
– Мучаюсь ужасно. Главное, что я не только нищий, я ещё и падший. Падший духом, понимаете? И так-то духу нет, а он ещё и падает!
Старпом подал гривенник.
Суер – целковый.
Я, как обычно, – подаяние.
Лоцман подал руку.
– Это ещё что такое? – спросил нищий духом, увидев руку лоцмана.
– Моя рука, друг, – отвечал Кацман. – Вот что поднимет ваш дух сильнее злата!
– Вы думаете? – засомневался нищий духом, рассматривая лоцманскую хиромантию.
– Да вы пожмите её.
Нищий духом осторожно взял лоцманскую ладонь и пожал бугры Венеры и Мантильский крест, растерянно оглядываясь по сторонам.
– Ну как? – спрашивал лоцман. – Маленько поднимает?
– Да вроде нет, – отвечал нищий духом.
– Ну тогда и хрен с тобой, дружище. Если уж моя рука бессильна – никакие червонцы не помогут.
Мы приблизились к человеку, который монотонно топтал одну фразу:
– Подайте беженцу! Подайте беженцу!
Вид у него был загнанный, как у борзой и зайца. Не успели мы подойти – он вскочил, затряс руками и плечьми и, эдак дергаясь, кинулся стремглав бежать с криком: «Отстань! Отстань, проклятый!» Пробежав крут с двести ярдов, он пал на землю.