Суета сует
Шрифт:
Шахов краем глаза увидел его недоверчивую ухмылку.
— Иди-ка сюда, — поманил пальцем и, когда Максим подошел, рявкнул ему в ухо: — Не твое дело, понял?!
— Обалдел?! Шизик! — Максим отскочил, присел, сжал кулаки.
— Это чтобы ты крепче запомнил, — спокойно пояснил Андрей. — Помоги лучше, запонку вставь, — протянул руку.
Максим нехотя распрямился, нагнулся над рукавом.
— Мое дело десятое, — посапывая, проворчал он. — Но твоя подруга замучила меня расспросами: «Ах, Шахов — какой он?.. Ах, расскажите!»
—
Максим заулыбался, опять подмигнул, на этот раз дружески, свойски, и, припевая, вышел, но за дверью лицо его стало серьезным. Деловито прошел в умывальную комнату и, фыркая, поеживаясь, вымылся по пояс. Обтираясь, с удовольствием и интересом оглядел себя в зеркале и в фас, и в профиль, пригладил маленькие бакенбарды. Полюбовался мышцами груди, бицепсами, напружинив их, и, довольный, замурлыкал: «Меня не любишь, но люблю я, так берегись любви моей…»
Так с песней — веселый и добродушный — и вошел в комнату.
Шахов, уже одетый, с портфелем в руках, поджидал его.
— Я вижу, ты смолотил и вторую бутылку кефира, — сказал он. — Это Лешкина. Извинись перед ним, объяснись… Словом, чтобы он знал. Лешка парень хороший, но любит порядок. Это первое. Второе — что тебе привезти из города?
— Традиция? — Максим перед зеркалом проводил аккуратный пробор.
— Традиция, — подтвердил Шахов.
— Секундочку, — Максим задумался. — Аленький цветочек можешь? Нет? Понятно. А рыбу — золото перо? Тоже нет? Странно… Тогда, тогда…
— Хорошо, я сам выберу, — Андрей взял чемодан, тубус для чертежей. — Напомни Лешке, чтобы сдал мои книги. Пока… — И уже от двери, повернувшись, сказал, скучающе глядя в окно: — И еще одна просьба. Не вздумай проверять свои чары на Наташе. Это мой совет. Запомни… — и вышел.
Максим, прищурившись, посмотрел на дверь, покусал в раздумье губу. Усмехнулся и не спеша начал одеваться.
В рудоуправлении Шахов, как и предчувствовал, главного геолога не застал — тот уехал на Южную шахту. Андрей взял в геологоразведочном отделе папку с отзывом и, хотя его подмывало тут же посмотреть рецензию, удержался. Прошел на автобусную остановку, купил билет, терпеливо дождался автобуса, и только когда сел в удобное кресло «Икаруса», когда угомонились пассажиры, когда машина плавно тронулась, развязал неторопливо тесемки папки…
Наташа проснулась поздно. Посмотрела без интереса в окно — светло уже, перевела взгляд на часы: без четверти десять. Вспомнила свою вчерашнюю истерику, зажмурилась от стыда, почувствовала, какими горячими стали щеки. Заворочалась, натянула до самых глаз одеяло.
Заглянула в дверь Елена Владимировна — испуганная, настороженная, готовая и приласкать дочь и, если надо, одернуть.
— Ты извини меня, мама, за вчерашний срыв, — Наташа виновато взглянула на нее. Отвернулась. — Нервы.
— Тебе надо отдохнуть, доченька, — мать с просветленным лицом радостно присела на кровать, прижала голову дочери к груди. — А за вчерашнее — это ты меня прости… Может, съездишь куда-нибудь отдохнуть? Я поговорю с папой, он все уладит на работе.
— Нет, — Наташа осторожно, но настойчиво разжала ее руки, села на постели. — Пойду сегодня в отдел кадров. Хватит тянуть. Надо оформляться и начинать жить. — Закрыла глаза, покачалась всем телом. Потом решительно соскользнула с кровати. — Все! Глупости кончились!
Всунула ноги в тапки, прошлепала в ванную комнату.
— Я тебе завтрак сюда принесу, — крикнула вслед Елена Владимировна.
Когда Наташа вернулась, на столе дымился кофе, громоздились в тарелке гренки аппетитной золотисто-коричневой кучкой.
Наташа села к столу, отпила из чашки. Нехотя пододвинула к себе отзыв отца на дипломную работу Шахова. Рассеянно, накручивая на палец локон, начала читать. Потянулась за гренком, но руку не донесла. Замерла. Торопливо перевернула страницу и, отодвинув чашку, зажала голову в ладони, уперлась локтями в стол — сосредоточилась, увлеклась.
Осторожно, на цыпочках вошла Елена Владимировна. Огорчилась:
— Ты ничего не попробовала? Может, яичницу сделать? Или омлет?
— Где отец? — Наташа подняла на нее глаза.
— Как где? — удивилась мать. — На работе, разумеется… Да, вспомнила, позвони ему, как прочтешь. Он просил.
— Мне с ним надо как можно скорей поговорить. Обязательно. — Наташа опять склонилась над рецензией, и с каждой страницей лицо девушки становилось все более и более встревоженным. Когда закончила читать, поглядела на мать такими глазами, что Елене Владимировне стало страшно.
— Это конец, — сказала Наташа, и плечи ее безвольно опустились. — Это разгром. Это полный разгром Андрея.
Шахов дочитал последнюю страницу, положил лист в папку. Старательно завязал тесемки. Поднял окаменевшее лицо — жесткое, злое, с резко выступившими скулами, с плотно сжатыми губами.
— Крышка, — процедил сквозь зубы. — Нокаут! Наповал.
— Что вы? — повернулся к нему сморщенный старичок в соломенной шляпе — сосед по сиденью. Приложил к волосатому уху ладонь: — Повторите, пожалуйста, я плохо слышу.
— Это не вам! — крикнул Андрей. — Это мысли вслух. Зарезали меня!
— А, понимаю, понимаю, — обрадовался старичок. — Да, да, подъезжаем.
Андрей заставил себя улыбнуться, кивнул и повернулся к окну.
Мимо проносились огромные, с кроной, затерявшейся в поднебесье, сосны, но постепенно их плотная золотисто-желтая колоннада становилась все реже и реже, между деревьями стали видны серые многоэтажные дома нового микрорайона, и вскоре лес отступил, остался позади, дома приблизились, окружили автобус, и он запетлял по улицам большого города.