Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]
Шрифт:
Короче, на встрече в Вене обеими сторонами были упущены определенные возможности поставить вопрос о прекращении ядерных испытаний на практические рельсы: важно отметить, что в этот момент и США, и СССР говорили о полном запрещении испытаний во всех сферах, включая и подземные. Как известно, последующие дискуссии привели позже к соглашению лишь по трем сферам.
Интересно отметить, что в ходе обсуждения кубинских дел президент США в личной беседе с Хрущевым признал, что кубинская операция была его ошибкой, совершенной в результате неверной информации, полученной им от Центрального разведывательного управления США.
В целом встреча
Меня назначают послом в США
В конце 50-х годов Хрущев ввел одно новшество, при рассмотрении внешнеполитических вопросов на заседаниях Политбюро. Прежде на таких заседаниях от МИД присутствовал лишь один министр. Хрущев стал вызывать на обсуждение соответствующих пунктов повестки дня заседаний Политбюро и заведующих наиболее важных отделов министерства.
Хрущев часто спрашивал их мнение по разным аспектам обсуждаемого вопроса, причем делал это до того, как выскажет свое мнение министр. Расчет был прост: если сперва выступит министр, то заведующий отделом вряд ли посмеет ему противоречить, но когда его спрашивали первым, то тут, как говорится, он должен был „думать сам", полагаясь лишь на свое знание предмета и высказывать свои, порой не совсем ординарные или стандартные мысли, чего, собственно, и добивался Хрущев.
Такому „допросу" по американским делам порой подвергался и я. При этом обычно у Хрущева — особенно после выходного дня, когда, по его выражению, он „гулял и думал", — рождалось немало самых разнообразных идей: от действительно интересных до практически нереальных, хотя и броских с первого взгляда.
В последнем случае непросто было высказывать ему критическое мнение, особенно в присутствии других членов Политбюро. Однако вопросы подчас были слишком важными, чтобы „лукавить", и приходилось, хоть и дипломатично, говорить то, что думаешь („Ваше предложение интересно, но американцы не оценят и не примут его").
Такие ответы вызывали подчас недовольство Хрущева. Но последующая реакция из Вашингтона часто оказывалась близка к высказанному мною мнению.
4 января 1962 года состоялось очередное заседание Политбюро. На нем рассматривался ряд вопросов, касающихся отношений с США, поэтому был приглашен и я. В конце обсуждения Хрущев сказал, что у него остался еще один вопрос „вне повестки дня" — о назначении нового посла в США в связи с уходом Меньшикова на пенсию.
Ожидая, что Хрущев может спросить мое мнение на этот счет, я стал лихорадочно перебирать в уме возможные кандидатуры.
Однако он не стал ничего спрашивать (как после выяснилось, члены Политбюро обсуждали уже этот вопрос в узком кругу еще до начала заседания, но я не знал этого). Хрущев сказал, что у него есть одна кандидатура. В полушутливой форме он добавил, что лучше всего, видимо, назначить на этот пост человека, который часто умеет отгадывать реакцию
Члены Политбюро заулыбались, „Поддерживаем, поддерживаем", — сказали они. Хрущев подытожил: „На этом решим", — после чего поздравил меня с назначением.
Для меня действительно все это было полной неожиданностью. Я и не думал об этом. Мне исполнилось всего 42 года, и я еще ни разу не был послом ни в какой стране. А тут назначение на пост № 1 в советском дипломатическом корпусе.
Когда я пришел домой и сообщил жене, она сперва тоже не поверила. „Вечно ты шутишь". Да я и сам как-то еще не освоился с этой мыслью. Лишь когда нам домой позвонил Громыко и поздравил с назначением, только тогда до нас обоих стала доходить ожидавшая нас крутая перемена и в жизни, и в работе.
Так я стал девятым по счету советским послом в Америке (после Трояновского, Уманского, Литвинова, Громыко, Новикова, Панюшкина, Зарубина и Меньшикова). Но я, разумеется, не знал и не мог даже предполагать, что пробуду на этом посту почти четверть века (1962–1986). Много прожито. Много пережито.
Начался совершенно новый этап в моей жизни.
ЧАСТЬ II
ПРЕЗИДЕНТСТВО ДЖОНА КЕННЕДИ, 1961–1963 ГГ
Вручение верительной грамоты президенту Д.Кеннеди. Апрель 1962 года
1. ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ В ВАШИНГТОНЕ
Инструкции Москвы
Итак, 15 марта 1962 года я прибыл в Вашингтон в качестве советского посла. Накануне отъезда я зашел к Громыко для получения инструкций. Он тепло попрощался и сказал, что никаких особых наказов не собирается мне давать: „Мы с Вами в течение последних двух лет встречались чуть ли не каждый день по американским делам, — сказал он. — Единственный личный совет, который я хотел бы высказать, заключается в том, чтобы Вы не торопились давать каких-либо скороспелых оценок по тем или иным действиям американской администрации, даже если внешне они и могли носить какой-то сенсационный характер".
Поясняя свою мысль, он заметил, что мне, конечно, известно, что порой разные члены Политбюро по-разному оценивают события в советско-американских отношениях и подчас довольно эмоционально воспринимают их (намек на Хрущева). Поэтому моя задача — давать в Москву серьезную, солидную, аргументированную информацию, не сбиваясь „на мелочи".
Вообще должен сказать, что, хотя Громыко был известен как „железный министр", который всегда целиком и полностью выполнял решения Политбюро ЦК, не отступая от них ни на шаг в любых переговорах с Вашингтоном, в целом же он не был убежденным сторонником конфронтации с США и старался по возможности избегать их. Он ценил элементы стабильности в этих отношениях, хотя и не настаивал должным образом на своем мнении, если это расходилось с мнением напористого Хрущева. (Надо отдать должное Громыко: в частном разговоре с ним он обычно высказывал откровенно свою точку зрения, но не доводил дело до серьезного спора, тем более в присутствии других членов советского руководства.)