Сукины дети. Тот самый
Шрифт:
– Капуччино, – объявила Антигона.
– Спасибо.
– Угадала?
– Да.
Я отхлебнул раскалённого, ароматного и необыкновенно сладкого напитка и почувствовал себя счастливым.
– У меня талант. Всегда знаю, что кому подать… Так ты тоже будешь у нас работать? – неожиданно спросила она.
Я опешил.
– Да… вроде как нет. Во всяком случае…
– Будешь, – уверенно качнула гарнитурой Антигона. – Иначе бы шеф тебя не приволок.
– Да это случайно вышло, – я пожал плечами и сделал еще один глоток. Терпкая
– Можешь звать его Алекс.
– Алекс. Так вот, он меня спас. А потом притащил сюда. Я его не просил.
– Ну, я же говорю: всё сходится, – Антигона дёрнула дверцу холодильника, достала большую бутыль с чем-то оранжево-желтым и поставила на стойку. – Апельсиновый сок, натуральный, – объявила она. – Будешь?
– Спасибо. Но лучше ещё кофе.
– Да ты не стесняйся, – она вновь повернулась к кофе-машине. – У шефа чутьё на людей. Если он тебя притащил – значит, почувствовал. Что ты свой. То есть, наш.
– Почувствовал?
– Ну… – она поставила передо мной ещё одну кружку. – Интуиция у него такая. Чуйка. Он всегда оказывается в нужном месте в нужное время и… в общем, находит людей. Меня вот нашел…
Помолчали. Когда вторая кружка кофе подошла к концу, я ощутил острую тоску: нужно прощаться. Идти в каморку, надевать просохшие ботинки, куртку со сломанным замком, брать рюкзак, благодарить за гостеприимство и уходить. Куда?
– Ну… – допив последние капли, я поставил кружку на стойку. – Спасибо за всё…
– Антигона! – в кухню заглянула синеволосая девушка.
– Это Афина, – шепнула мне Антигона, будто открывала страшную тайну.
– Вот ты где! Там группа иранцев. У них Александровка, Зимний и Эрмитаж. Шефа нет, а больше с ними никто разговаривать не может. Кричат: ишпейде, ишпейде… Хрен его знает, что это значит.
– Это не иранцы, – неожиданно для себя сказал я. Афина посмотрела на меня так, словно только что заметила. – Они албанцы. И'шпейт'е – на албанском значит "быстро".
– Ты знаешь албанский, – кивнула Антигона, как будто что-то подтверждая. – Вот видишь: шеф в тебе не ошибся. Иди, переодевайся. Амальтея подберёт тебе подходящие шмотки.
– Ничего не понимаю, – пришлось сопротивляться, так как просиявшая Афина уже дёргала меня за рукав.
Антигона закатила глаза.
– Шеф притащил тебя сюда, так? И ты знаешь албанский. А у нас – группа албанских туристов, с которыми некому разговаривать… Дошло?
Я пару мгновений смотрел в пустоту, затем потряс головой.
– Ерунда всё это. Простое совпадение.
– Нет, ну ты тупой, Сашхен, – Антигона рассмеялась. На щеках у неё проявились ямочки. – Совпадений НЕ БЫВАЕТ. Шеф привёл тебя СПЕЦИАЛЬНО! Так что иди и поговори с этими албанцами.
– Но я не умею водить экскурсии! Я и Питера почти не знаю.
– Тебе и не нужно, – Афина продолжала тянуть меня за собой. – Экскурсию поведу я, тебе нужно
Вот так я и попал в одно из самых удивительнейших мест на земле. Агентство "Петербургские тайны". Кроме шефа Алекса, работали в агентстве три девушки. Туризм, развлечения, экскурсии.
Впрочем, начну по порядку.
В первый день работы, Алекса я так и не увидел. Витал он где-то далеко: со слов Антигоны, водил по городу делегацию из дружественной Уганды. На суахили, кроме него, никто не говорил, а сторонних переводчиков Алекс на дух не переносит.
Собственно, все девчонки в "Тайнах" были спецами по каким-нибудь языкам: романская группа, индокитай, японщина.
Антигона, например, была редчайшим спецом по мёртвым языкам Месопотамии: урский и вавилонский диалекты, древнеассирийский, древнеперсидский… Где шеф находил туристов, с которыми надо общаться на мёртвых языках, я представить не мог, но раз существовал переводчик – можно сделать вывод, что и делегации из столь экзотических земель имели место быть.
Я же, по своей специализации, мог объясняться на замане курди, домари и ломаврен – языках, на которых говорили в Сирии… Неплохо говорил по-ирански, турецки, арабски – включая восемь диалектов; В качестве факультатива изучал испанский, эльфийский и клингонский.
Да, забыл упомянуть: в Высшую офицерскую школу меня забрали прямо с первого курса филологического, отделение иностранных языков. Завербовали, что называется. Потом, конечно, я и ещё кое-чему научился, но заметили меня в связи с исключительной памятью и талантом к языкам…
Когда вечером, основательно вымотавшись – столько говорить мне не приходилось давненько – я добрался до особняка, никого уже не застал. Афина высадила меня у крыльца и укатила домой, я же, поднявшись по восьми каменным ступеням, вошел в свой новый дом.
Что характерно: о рюкзаке, оставленном в той же каморке под лестницей, рядом с раскладушкой, я ни разу не вспомнил.
На кухне меня ждал ужин: жаркое из говядины с картошкой. Кто это всё приготовил, я не знал, но был безмерно благодарен.
Поужинав, удалился "к себе" на раскладушку, достал читанный-перечитанный томик стихов и впервые за несколько месяцев почувствовал себя дома. Удовольствие, недоступное в течении многих лет…
Незаметно для себя я уснул, а проснулся в глубокой тьме – в крошечное окошко под самым потолком не проникало ни зги.
Спросонок я попытался сообразить, что меня разбудило: привык спать чутко, всегда быть, как у нас говорили, "на щелчке". Умение сквозь сон слышать все звуки, и автоматически делить их на условно опасные и спокойные, появлялось само собой, как обязательный атрибут выживания.