Суккуба

Щепетнов Евгений Владимирович

Как только Корпорация выходит на этих людей и предлагает свои услуги? Но здесь тоже объяснимо. Разведка. С такими-то деньжищами, и не иметь разведывательной структуры? Следить за всеми богатыми людьми, и как только те постарели, или заболели – тут же гонец с предложением. Хочешь верь – хочешь не верь. Но поверить-то хочется! И врет Лена…врала – насчет нескольких сотен миллионов. Миллиард! Вот сколько должны стоить новая жизнь! Богач отдаст все, лишь бы жить еще сто лет! И отдают, точно!

Шлеп…шлеп…шлеп…руки поднимались, опускались, поднимались, опускались. Теплая вода омывала тело, и так можно

плыть вечно и вечно. Лежи, смотри в темную глубину, и шлепай руками и ногами. Только вот не заблудиться бы! Этого еще не хватало…

– Лодка! Танюх, внатури, лодка! – Валентина остановилась на месте, работая руками и ногами – Слышишь, тарахтит? Убей меня бох, лодка! Эй! Ээээй!

Она замахала рукой, завопила во всю силу:

– Эй, вы там! Сюда! Сюда!

Тарахтенье приближалось, оно шло оттуда, куда плыли девчонки, и когда показался нос лодки, Таня удостоверилась – эта лодка, или как там ее называют – баркас, наверное, шел в противоположную сторону, то ли к Острову, то ли за него – туда, где должна быть Албания – если впереди Греция, конечно. Баркас был деревянным, обшарпанным, но по прикидкам Тани вместил бы не менее полусотни людей. Она видела такие лодки в новостях, когда показывали, как беженцы с Ближнего востока перебираются в Европу. Часть их едет через Албанию, нанимая перевозчиков на таких вот старых рыбацких баркасах. Судя по новостям – эти беженцы загадили уже всю Грецию, греки просто волками воют, глядя на то, как их пляжи превращаются в бомжатник.

И тут же снова убедилась в правильности своих выводов. Трое – смуглые, темноволосые, скаля зубы выглядывали с баркаса, гортанно переговариваясь, кивая на девушек.

– Валя, будь настороже. Это албанцы! Они плохие! – Таню выплюнула воду, попавшую в рот, и закашлялась. Пока откашливалась, баркас подошел совсем близко и черноволосый бородатый мужик уже протягивал ей руку:

– Хей! Вайзе, хитен се шпрейти! Претти! Гойз, шикони, сфарелавирен е маде ни джейми ме фат!

Таня не поняла ни слова, хотя некоторые слова и показались ей знакомыми. Уцепившись одной рукой за руку бородатого, другой за борт баркаса, она неловко влезла на баркас, едва не порвав платье о какую-то железку – зацепилась подолом, когда спрыгивала на дно лодки. Платье задралась, обнажив ее до самой груди, и мужчины восхищенно выдохнули:

Сникони се сфаре нийо гомар! Оххх… Уне дуа ате! Тани пер тани!

– Он чо, тебя знает? – удивленно спросила Валентина, под улыбки моряков отжимая подол платья, скручивая его в узел – Слыхала – Таня, Таня…

– Тани, тани! – подтвердил бородатый, шагнул вперед и обхватил Таню кольцом рук – Тани! Ооооо!

От мужика пахло кислым потом, чесноком, а еще – изо рта несло перегаром и гнилыми зубами. Таня поморщилась, отвернулась, мужчине это не понравилось, он опять что-то сказал. Двое остальных захохотали.

– Эй, придурок, отпусти ее! – вмешалась Валентина – Пошел нахер от нее, говорю! Скот! Фак ю! Фак!

– Фак, фак! – радостно подтвердил бородатый, и опустив руки по бедрам Тани рывком задрал подол, обнажив ноги, которым позавидовала бы любая модель. И соответственно – все остальное, лишенное растительности, беззащитно розовое и соблазнительное!

Таня почему-то застыла на месте, не в силах двинуться, и только

смотрела на то, как двое оставшихся мужчин раздевают Валентину, тоже почему-то застывшую на месте и безвольно позволяющую себя лапать.

– Танюх, ты чего, хочешь высосать из гада жизнь?

Таня очнулась, коротко вздохнула, когда пальцы возбужденного албанца приникли ей во влагалище, и сдавленным голосом ответила:

– Да! Может пригодиться! Запас не помешает! Тем более, что Зов, если ты помнишь, зависит от жизненной энергии и не вечен! Ой! Сука! Осторожнее своими грязными пальцами, тварь!

– Я тоже попробую! – Валентина грязно выругалась, но Таня уже не видела, что с ней делают. Албанец бросил на пол старую куртку и толкнул Таню на колени, пробормотав что-то по-своему, пыхтя, и пуская слюни.

Таня боялась, что он заставит ее делать минет, но он то ли был так уверен в своей мужской силе, то ли у него давно не было женщины – только лишь она стукнулась коленями о деревянный настил, как албанец схватил ее за бедро правой рукой, левой направил, и вошел – грубо, резко, ничуть не заботясь об удобстве партнерши, и вообще ни о чем – кроме удовлетворения своей похоти.

Он был не очень большим, даже можно сказать – маленьким. Сравнения с инкубами – никакого. И даже с членом старика, ставшего сегодня молодым. Но албанец двигал бедрами, как кобель, дорвавшийся до сучки – он вонзал и вонзал в Таню свой отросток со скоростью отбойного молотка, повизгивая, тяжело дыша, и время от времени взрыкивая. Точно, как настоящий кобель.

Несмотря на то, что мужчина был неприятен Тане, меньше чем через минуту она начала возбуждаться – для этого нужно было только закрыть глаза, и представить, что ты сейчас не на баркасе, пропахшем рыбой, потом и гниющими морскими водорослями, а с каким-нибудь записным красавцем вроде Тома Круза. Или с каким-нибудь российским актером, например – Никитой Козловским. На яхте, под солнышком, посреди океана. И нет рядом никаких албанцев, нет ругающейся и мычащей, когда закрыли рот – Валентины. Только море, только солнце, только тишина – и любимый актер, бешено таранящий ее плоть.

Спусковым крючком оргазма как всегда послужил выброс спермы, ударивший в возбужденную плоть. Таня всхлипнула, застонала, и…потянула жизнь из партнера – сильно, максимально сильно – насколько могла! Так сильно, как никогда еще не тянула!

Он вдруг почувствовала, как член насильника стал совсем мягким, не таким, как секунду назад. А потом сзади раздался стук – тяжелый стук упавшего тела. А с ним – крики албанцев – залопотавших, заоравших что-то свое. И голос Валентины:

– Вытянула я из него! Немного вытянула! Но прикончить не сумела, Танюх. Что делать будем?

Таня оглянулась, встала, вытерла промежность и с отвращением сбросила в море семя мертвеца. Глянула на албанцев, с ужасом обступивших труп предводителя – один из албанцев держался за грудь и тяжело дышал, его лицо было серым, будто с похмелья, или после тяжелой болезни. Но он крепко держался на ногах, и умирать пока что вроде как не собирался. Второй албанец был таким же, как до изнасилования – бородатый, загорелый – везде, кроме бледной задницы, выглядывающей из полуспущенных брюк. Похоже, что насиловали они Валентину сразу двое, одновременно.