Сулла бы одобрил
Шрифт:
Все еще торопливо перебирал в памяти, сколько у нас в стране АЭС, гидростанций, прикинул, сколько откуда взять, чтобы нехватка нигде особенно не сказалась и чтобы перенаправить туда, откуда мы сперли.
Получилось весьма, но решаемо, самое необходимое сейчас – следы тайной операции стереть быстро и незаметно. Операторы и так неприятно изумятся внезапному скачку, начнется расследование, но затухнет, раз уж энергия на месте.
Долго в нетерпении наблюдал, как перетекает из одних хранилищ в другие, для меня этот процесс растягивается на месяцы.
Пока
Мозг есть, оцифрован и, как говорят в народе, живет в компьютере, но без постоянных сигналов отключается. С ним перестанет существовать и моя личность, сформированная, как говорится в песне, в борьбе и тревоге. Эта борьба началась с Большого Взрыва, а закончится неизвестно где и чем, а то и вовсе не закончится.
Раньше мозг даже в самом глубоком сне получал сигналы от тела, реагировал на температуру, звуки, запахи, а сейчас прямо на глазах, которых у меня тоже нет, хотя и должны быть записаны, угасаю, исчезаю…
А вот ни хрена, мелькнула паническая мысль. Сейчас все вспомню, переберу, рассортирую, включусь в работу, буду решать какие-то задачи. Чем сложнее, тем для меня лучше.
Возможностей море, могу влезть в любой комп мира, хоть в Сколково, хоть в Штатах или Китае, могу менять в них программы. Таксист или парикмахер тут же взялись бы перекраивать мир «по справедливости», но вообще даже лучших и честнейших людей низкого интеллектуального уровня нельзя допускать до такой мощи.
У меня да, ай-кью из самых высоких в мире, но должен был угаснуть через несколько дней, так что если уж кому и рулить, то мне… но в самом ли деле я такой безукоризненный и правильный?
А вдруг при записи в цифру что-то потерялось из так называемых нравственных ценностей?
С другой стороны, а нужны ли они? Мир в последнее время стремительно освобождается от всех моралей и погружается в безнравственность, но повредило ли ему? Напротив, в той части мира, где это происходит, как раз самый высокий уровень науки, хайтека, искусства, образования…
Я сейчас только разум, чистое сознание, потому не чувствами, которых нет, а этом самым разумом понял, что начинаю диффузировать, растворяться в блаженном ничто. Как-то надо держать себя в кулаке, а как, если нет органов чувств…
Разум в обезьяне вычленил и развил труд, я поспешно засел, если можно так сказать о бестелесном существе, за создание аватара, которого в качестве визитной карточки покажу Саруману и Фальстафу.
Сперва, разумеется, создал идеального красавца с мускулами, но тут же устыдился, что за мальчишество, переделал в старика, но и это слишком, омолодил, пусть лет примерно пятьдесят… даже сорок, тогда начал седеть, но глупые волосы еще не покидали умную голову, даже пролысин не было.
И мускулатуры добавил,
Оглядел критически, хорош, вот бы и в реале накачивать тело, двигая ползунки.
И хорошо, что успел сделать вовремя, это дает концентрацию внимания, что это я.
Но все-таки аватара сделал слишком торопливо, потому получился, как всегда, когда выбираем класс из вечного набора: варвар, паладин, маг, друид, светлый или темный эльф.
То есть крепкий молодой варвар, могучий и мускулистый, от меня лично только лицо, но по-быстрому омолодил, чтобы соответствовало фигуре.
Кликнул на «Готово», а уже потом мелькнула мысль, что чересчур по-мальчишески, надо бы не лицо под фигуру, а наоборот, но ладно, что сделано, то сделано, не по улице ходить, а только чтоб Саруман и Фальстаф смотрели не на пустой экран.
И вообще, на экране только физиономия, над фигурой улыбаться не придется.
Я включил связь, они вздрогнули и обернулись, когда на экране появилась моя анимированная аватарка.
– Привет, – сказал я уже нормальным голосом, каким говорил с ними лет тридцать тому без всякой старческой дряхлости и скрипучести, – я забыл поздравить нас троих с победой.
Оба охнули в один голос, Саруман в кресле ухватился за сердце, а Фальстаф потянулся вперед, словно из глубокого сидения, продавленного почти до пола, хочет достать старчески длинным носом до большого экрана на стене над двумя компьютерами.
– Ух, – сказал он потрясенно, – какой красавец!.. А где топор?.. Ладно, держись, а если топор нужен, ходи с ним. Главное, держи свои циферки отдельно, не давай им сливаться с цифровым фоном… Как ты сейчас?
– Пока не знаю, – ответил я честно, – в полной ли мере оцифровался, но, как понимаю, и не смогу этого понять?.. Не знаю, что во мне было и что не оцифровалось. Но я когито, так что сум.
Саруман проговорил из кресла слабым голосом:
– Только сейчас доходит, какое великое дело совершили… Как там?
Я улыбнулся обоим с экрана.
– Тяжело. Такой вещи, как мозг с его нейронной сетью, нет, а разум без него начинает быстро диффузироваться. Не представляете, какие это усилия – держать его в кулаке, а он – это весь я. Стоит чуть расслабиться – распадусь на блуждающие электроны. Наверное, все-таки случится. Хотя бы во сне.
Фальстаф спросил быстро:
– А ты можешь спать?
– Не знаю, – ответил я. – Хотел бы засыпать, а то слишком жутко. Но лучше не пробовать. Вдруг не проснусь?
Оба все еще смотрят с радостным восторгом, эгоисты, хотя я тоже так бы смотрел, эксперимент удался, это главное, а мерехлюндиями можно пока пренебречь.
Саруман подъехал в кресле, в ящике стола рука привычно нащупала пузырек с таблетками, две проглотил, не глядя, одну положил под язык, и все это не отрывая от меня радостно-восторженного взгляда.