Султан и его гарем
Шрифт:
Решение солдат, что тот враг, кто помогает врагам, совпало с решением адрианопольских судей.
Они были турки, а все турки, как простолюдины, так и знать, одинаково ненавидели всякого, кто помогал гяурам. Абунеца был приговорен к расстрелу, но казнь, как обещал паша, была отсрочена на четыре дня.
Когда наступил вечер, Абунеца подошел к маленькому решетчатому окну своей темницы и с нетерпением взглянул на улицу; вдруг снаружи послышался слабый стук.
Старик прислушался, затем подошел к двери.
Стук
– Это ты, брат мой? – спросил Абунеца.
– Я ждал твоего приказания, мудрый Бейлер-беги, – отвечал голос снаружи.
– Приговор произнесен и будет исполнен самое позднее через четыре дня, – сказал Абунеца.
– Я это знаю, мудрый Бейлер-беги! Что прикажешь? Когда желаешь ты быть освобожден?
– Приговор должен быть исполнен, я не хочу избежать его бегством, – отвечал старик, – но ты должен исполнить мое последнее желание.
– Приказывай!
– Спеши в Стамбул и скажи братьям, что мое последнее желание – видеть мою дочь Рецию и говорить с нею! Где бы она ни была, она должна быть приведена сюда, чтобы я мог благословить ее перед смертью и передать ей мое имущество! Иначе я не могу умереть спокойно! Мне дано сроку три, самое большее четыре дня: спеши, чтобы Реция не опоздала сюда, в Адрианополь, дорога неблизкая, брат мой.
– Я сейчас же оставлю Адрианополь, чтобы исполнить твое приказание, мудрый Бейлер-беги, – раздался голос снаружи.
– Передай братьям все, что произошло, – закончил Абунеца разговор, – я посылаю им мой последний поклон и благословение на продолжение общего дела, которому я с радостью приношу себя в жертву! Иди с миром и сделай, что я тебе приказал! Да сохранит тебя Аллах!
– Да утешит он тебя! Время испытания коротко, награда и блаженство вечны, – раздался прежний голос, потом послышались легкие шаги, и затем все стихло.
По коридорам тюрьмы прошла Золотая Маска.
Караульные, видевшие ее, низко кланялись, приложив руку к сердцу…
– Мир с тобою! – шептали они.
Золотая Маска оставила дом и скрылась в темноте.
Абунеца успокоился. Он съел кусок маисового хлеба, сотворил молитву и лег на свое жесткое ложе. Спокойная совесть дала ему спокойный сон, хотя через несколько дней он должен был умереть.
На следующий день его призвали, чтобы произнести окончательный приговор.
– Вы дали мне тот срок, какой я просил, – сказал Абунеца. – Слава Аллаху! Моя душа спокойна!
– Почему ты, будучи правоверным, подавал помощь гяурам, старый дурак? – спросил судья. – Теперь ты умрешь за это!
– Я не боюсь смерти! Но я помогал не одним христианам, – отвечал Абунеца, – я оказывал помощь всем раненым одинаково, будь они правоверные или нет! Аллах знает все!
– Было глупо помогать врагам божественного пророка! Ты призываешь Аллаха, а между тем ты разгневал его! Теперь заплатишь за это жизнью.
– Бог есть любовь, – отвечал Абунеца, – все люди
– Что за глупые слова говоришь ты! – вскричал с гневом судья. – На старости лет ты противоречишь Корану!
Абунеца улыбнулся, как бы желая сказать: я прощаю тебя, потому что ты ослеплен! Никто не знает лучше меня Корана и его толкования.
– Если я согрешил, – сказал он, – я искуплю этот грех смертью! Оставь меня в покое. Иди, твои слова не имеют на меня никакого влияния. Ты исполнил свой долг, предоставь остальное Аллаху и мне!
– Тебя не убедишь, старый грешник. Умирай же в грехе, – сказал судья и оставил вместе со своими спутниками темницу старика.
Когда наступил вечер, Абунеца подошел к железному окну и взглянул в него; казалось, он ожидал чего-то.
Прошло уже два дня и две ночи с того времени, как он послал Золотую Маску в Стамбул, но дорога от Адрианополя до Стамбула была неблизкая, и никто не мог предвидеть всех случайностей, которые могли встретиться на ней.
Ночью Абунеца почти не спал. Наступил день – последний день срока! Он стал бояться, что Реция опоздает, что ему не удастся увидеть свое дитя, которому он хотел передать благословение и наследство.
По мере того как день подвигался, беспокойство старца все увеличивалось; когда солнце зайдет, наступит его последний час, а Золотой Маски и Реции все еще не было!
Мысль умереть, не прижав дочь в последний раз к своей груди, заставила глаза старика наполниться слезами, и с уст его сорвалась первая жалоба.
– Реция, дитя мое! – вскричал он. – Где ты? Почему не спешишь к своему умирающему отцу, чтобы еще раз увидеть его и принять благословение? Горе мне, моя молитва осталась неуслышанной! Неужели я не увижу мое дитя перед смертью?
В это время послышался грохот барабана, и в коридоре показался отряд, которому назначено было исполнить казнь над Абунецой.
Фельдфебель вошел в комнату, чтобы вести Абунецу на место казни.
Когда караул вывел Абунецу, последний с беспокойством огляделся кругом, но его взгляд встретил только чужие, равнодушные лица любопытных.
Абунеца был приведен на поле за городским валом и там привязан к столбу. Солнце заходило…
– Аллах, – прошептал старик, – пошли ко мне Рецию, не то будет уже поздно…
Солдаты с заряженными ружьями стали на другом конце поля.
Настала последняя минута.
Взгляд старика Абунецы снова повернулся к дороге из города, и ему показалось, что он видит вдали какой-то экипаж или всадника.
Солнце закатилось.
– Готовься! – скомандовал офицер.
Солдаты прицелились.
– Пли! – раздалась команда.
Прозвучало двенадцать выстрелов, и старик повис на веревках, привязывавших его к столбу…
– Реция! Реция, ко мне… – прошептал он, и его потухающий взор все еще искал ту, которую он хотел благословить…