Султан и его враги. Tom 1
Шрифт:
— Дворцовый караул. Но, не довольствуясь этим, я еще спросила у людей, стоявших перед дворцом. Там была одна женщина, сестра которой во дворце кое-что значит. Как же ей было не знать этого? И она подтвердила мне то же самое. Они давно уже помолвлены, потому-то он и не заботится о Рецин и ребенке. Он давно домогается брака с принцессой, и та, должно быть, до безумия любит красивого молодого офицера.
Гафиз молчал.
Бедная Реция вернулась в соседнюю комнату к своему ребенку, там она легла на жесткую
Ее единственное сокровище, наследник Сади, который теперь любил другую, — это сын. Не ведая ни горя, ни страданий, он безмятежно спал возле плачущей матери.
Всю ночь Реция не могла сомкнуть глаз — настало утро, а она все еще не спала, все еще струились слезы по ее бледным, исхудалым щекам.
Но вот одна мысль внезапно овладела ею: она быстро вскочила с места, ей хотелось самой убедиться во всем. Она хотела сама услышать то, чему все еще не верила и чего не могла себе даже представить. Она сейчас же решила идти к Сади и спросить его, правда ли, что он хочет покинуть и отвергнуть ее?
Она проворно оделась, закутала ребенка и вместе с ним оставила хижину старого Гафиза. Она отправилась в город. Старая Макусса сказала ей, где живет Сади-паша.
Солнце высоко поднялось на небе, когда она дошла до ворот Скутари, когда же она с тревожно бьющимся сердцем вошла в квартиру Сади, был уже полдень, так далек был путь. Она задыхалась от волнения: одна минута должна была решить все.
Навстречу ей вышел слуга.
Трепетным голосом в бессвязных словах спросила она о Сади-паше.
— Его сиятельства благородного Сади-паши нет дома, — отвечал слуга.
— Мне надо его видеть, — сказала Реция.
— Благородный Сади-паша отправился во дворец светлейшей принцессы и неизвестно, когда его сиятельство вернется оттуда.
— Во дворец принцессы Рошаны? — спросила Реция, едва владея собой.
— Ну да, мой господин женится на принцессе, — подтвердил слуга.
Реция должна была собрать все силы, чтобы не выдать своей слабости перед слугами, чтобы от нравственного потрясения не лишиться чувств, чтобы громко не вскрикнуть от скорби и отчаяния: она чувствовала, что все погибло.
Слуга не позаботился о бедной матери и покоящемся на ее руках ребенке и удалился, оставив ее одну.
Сердце ее разрывалось на части, она задыхалась, порывисто вздымалась ее грудь, ей казалось, будто пол колеблется у нее под ногами.
— Возможно ли это — спрашивала она себя, выходя, словно пьяная, из его квартиры. — Неужели это правда? Неужели Сади забыл свои клятвы?
Но она все еще сомневалась в возможности его измены! И снова разрывалось ее сердце от скорби, лишь только вспоминала она слова старой
Ее тоска, любовь и верность, неужели все было напрасно? А ее дитя, которое так безмятежно лежало теперь у нее на груди, залог их любви, неужели и оно должно быть покинуто, должно погибнуть?
Погруженная в свои грустные мысли Реция незаметно подошла к хижине старого Гафиза. Был теплый день, он сидел за работой у открытой двери. Там стояла и старая Макусса и, вероятно, ждала ее.
Реция сама не знала, как добралась до их хижины, не знала, что с ней будет, она была в отчаянии.
Гафиз не спрашивал ничего, он только взглянул на Рецию и угадал все. Другое дело — Макусса.
— Что, убедилась теперь? — спросила она вошедшую Рецию. — Иначе и быть не могло, он бросил тебя! Как теперь быть?
— Да, как теперь быть? — механически повторила за ней Реция и забилась с ребенком в угол, бесцельно глядя перед собой.
На другой же день Макусса дала ей понять, что оиа ей в тягость, ведь она больше уже не могла рассчитывать на награду. Гафиз, напротив, старался своим ласковым обращением с Рецией загладить грубые выходки своей жены и ночью упрекал за это старуху.
— Что нам с нею делать? — злобно возражала ему Макусса. — Чем нам кормить ее, когда мы сами едва можем достать себе кусок хлеба?
— По крайней мере, не будь так груба с ней.
— Груба или нет, все же мы не можем держать ее у себя!
— Завтра работа будет готова, ты отнесешь ее в город, вот у нас и будут деньги!
— Она ведь красивая женщина и всегда может найти себе другого, чего же она, глупая, так горюет о паше, который вовсе и не думает о ней! — сказала Макусса.
Реция не спала и из соседней комнаты слышала каждое слово, она была в тягость старикам, они хотели избавиться от нее и от ее ребенка.
Что ей было делать? Куда деваться с мальчиком, который так безмятежно спал теперь у нее на руках?
На следующее утро старая Макусса отправилась в город относить работу и с несколькими вырученными за нее пиастрами вернулась к вечеру в свою хижину.
Должно быть, она выведала что-то новенькое: это было видно по ее многозначительному виду.
Поговорив с мужем о работе, она обратилась к Реции, которая, удрученная скорбью, молча сидела в отдалении.
— У меня есть кое-что и для тебя, — сказала она. — Долго ли будешь ты плакать и сокрушаться? Красота проходит, нет ничего хуже тайной скорби: она сушит человека, вызывает седину в волосах и морщины на лице и преждевременно старит его. Какая польза тебе плакать и сокрушаться? Ведь изменить ничего нельзя. Ты должна на что-нибудь решиться. Разве ты не молода и не прекрасна? Зачем же тебе приходить в отчаяние! Тебя ожидает лучшая жизнь, ты можешь быть так счастлива, как никто.