Султан Юсуф и его крестоносцы

Смирнов Сергей Анатольевич

— Веди меня к султану! — не просто попросил, а повелел мне он и решительно двинулся в обратный путь, по своим большим следам, глубоко отпечатавшимся на улицах Священного Города.

Глава 3

О присяге королю призраков и клятве повелителю здравствующих

— Я готов принести вассальную клятву султану, — сказал рыцарь, вновь представ перед повелителем правоверных, — но лишь в пределах одной службы: в поиске и спасении моего короля, Ричарда Льва.

Как раз в этот час лихорадка стала отпускать султана. Это казалось

добрым знамением. Его лицо приобрело живой цвет, и в глазах светилась благосклонность.

— Таковой службы с тебя довольно, кафир, — изрек он. — Вспомни обычай своего народа, и да будет так! Говори своими словами. Мой катиб поправит тебя, если будет затруднение.

С этими словами султан поднялся с креслица и, выказывая свое знание чужого обычая, протянул вперед сложенные ладонями руки.

Удивление отразилось на миг в светло-серых глазах рыцаря. Однако уже в следующий миг он двинулся навстречу султану, опустился перед ним на одно колено и осторожно вложил, а точнее осторожно просунул свои огромные кисти в руки султана. Затем он торжественно, с долгими расстановками — верно, боялся оговориться, и напряженно вспоминал сочиненную по дороге клятву — стал произносить священные слова:

— Я, Джон Фитц-Рауф, приношу клятву великому султану Египта, Сирии и Месопотамии Салах ад-Дину Юсуфу ибн Айюбу в том, что буду верно служить ему против всех мужчин и женщин, которые могут жить и умереть и которые будут препятствовать возвращению в Англию законного короля Ричарда Плантагенета и утверждению его законной королевской власти.

— …кроме тех мужчин и женщин, которыми повелевает великий султан и которые верно служат своему господину, — добавил катиб аль-Исфахани.

Руки рыцаря дрогнули в руках султана. Он немного растерялся, скорее чутьем, чем рассудком, ощущая противоречие в такого рода клятве.

— Имад! — обратился к катибу султан, крепче сжимая в своих руках руки кафира. — Того, что он сказал, вполне довольно. Где в пределах дар аль-харба [35] этот доблестный воин отыщет моих слуг, которые будут препятствовать моему же велению? И как таких слуг можно называть «верными»? Ты запутался сам, Имад, и путаешь нас… Я принимаю твою клятву, воин, — обратился он тут же к англичанину, не дожидаясь извинений катиба. — Встань.

35

Дар аль-харб — «земля войны» (араб.); территории, на которых еще не распространился Ислам.

Теперь, если следовать христианским законам, господин должен был поцеловать своего вассала. Но, по счастью, рыцарь снова проявил догадливость и вместе с ней — уважение к обычаю Востока. Поднявшись, он сам, немного склонившись, прикоснулся губами к плечу султана, резко и гордо выпрямился и сразу отступил на три шага.

— Отныне ты — воин султана, — с очень довольным видом изрек повелитель правоверных. — Вплоть до окончательного исполнения своей службы. Хотя ты остаешься кафиром, я даю тебе и воинам, которых ты изберешь себе в помощь, право садиться в седло на всех подвластных

мне землях. Ясно, что одному тебе не справиться. Я позволяю тебе выбрать из других пленных кафиров воинов, которых ты знаешь и которым можешь доверять. Они должны принести клятву верной службы лично тебе, и тебе самому придется держать за них ответ. Вместе с тобой их не должно быть больше девяти… Девять — благоприятное число. Девятерых вполне достаточно, чтобы все оставались у тебя на глазах. Ты волен освободить их от присяги и отпустить сразу после спасения малика Ричарда. Остальное сообщит тебе Дауд. Его слово будет моим словом. Он отправится вместе с вами.

Рыцарь бросил на меня подозрительный взгляд.

— Дауд — не соглядатай, а воин, равный тебе, кафир, — спокойно заметил султан. — И он будет всегда, в мире и в войне, рядом с тобой, а не подглядывать из кустов и слать мне доносы. Теперь иди, воин. Не теряй драгоценного времени. Султан говорит тебе, неверному: да поможет тебе Аллах, и да просветит Он твое сердце. Иди!

— Да поможет мне Бог! — ответил рыцарь, поклонился и вышел в северные двери, куда указала ему стража.

Султан жестом задержал меня, и я услышал от него повеление, которое он отдавал мне уже не раз:

— Ты должен стать моими глазами, Дауд! Я желаю видеть. Во сне или наяву!

— Воля султана! — коротко ответил я. — Да поможет мне Аллах!

Султан зорко посмотрел мне в глаза и на миг приложил руку к моему темени. Я ушел, не знаю, что увижу повелителя правоверных всего лишь однажды — той же ночью, на Яффской дороге.

Что касается рыцаря Джона, то его дальнейший путь вновь пролегал через тюрьму аль-Баррак и — тоже в последний раз.

Нам полагалось стать если не друзьями, то временными соратниками. И теперь, почувствовав себя предводителем необыкновенного похода, он решил взять почин в свои руки.

— Так тебя зовут Дауд, — заговорил он со мной по дороге, поглядев сверху вниз, как на мальчишку. — В конце лета я видел генуэзского торговца, выходившего из Яффских ворот. Вы — на одно лицо. Не близнецы ли?

— Если ты желаешь говорить со мной на своем языке, начинай сейчас, — предложил я ему на франкском, которым владею не хуже тосканского.

— Вот как! — удивленно приподнял брови рыцарь Джон. — Значит, то было твое отражение, только переодетое генуэзцем.

— Такова моя служба, — открыл я кафиру ради будущей дружбы один из своих секретов.

— В этой одежде ты — настоящий сарацин, а в той — вылитый генуэзский торгаш, — заметил он. — Одень тебя каким-нибудь сицилийским полукровкой или даже провансальцем — тоже сойдешь. В твоей крови намешано, как вина в монашеском брюхе. Кто твой отец?

Тут в моих силах было лишь загадочно посмотреть в глаза рыцарю и тяжело вздохнуть.

— Ладно! — отмахнулся он. — Много славных королей, князей и графов изъездило Святую Землю вдоль и поперек!

— Моя мать — гречанка, — признался я рыцарю. — Взаправду знатного рода.

— Уже неплохо, — признал и рыцарь и поспешил сменить тему, явно упреждая подобные вопросы с моей стороны: — Ты знаешь, почему султану нужны девять рыцарей, ни больше и не меньше?