Сумасбродка
Шрифт:
И подав ему руку, она вышла, захлопнув за собой дверь. Комнацкий некоторое время сидел ошарашенный, растерянный и… заинтригованный. Не в силах совладать с собой, он на другой день отправился вечером к Эваристу.
Там как будто все шло по-старому. Зоня была оживлена, весела и так льнула к Эваристу, стараясь развлечь его, что Комнацкий усомнился в истинности ее намерений. Не плод ли это слишком пылкого воображения? — спрашивал он себя, не замечая в ее речах ничего, что могло бы навести на какие-либо подозрения. Наоборот, она даже строила планы на будущее, и на ее губах играла улыбка.
Одно
На завтрашний день Зоня проектировала прогулку за город, на которую она пригласила и Комнацкого.
— Но нас троих мало, нам нужен молодой и веселый элемент, — выкрикивала она, носясь по комнате. — Давайте пригласим нашего щеголя Зориана, можно будет над ним посмеяться, возьмем француза, он великолепный выдумщик да и человек хороший, заодно можно бы прихватить и важную пани Гелиодору, только ведь за ней увяжется и пан советник, ревнивец ей не доверяет. Между нами говоря, он прав. Гелиодора иногда забывается… бедняжка!
Эваристу такой подбор общества не очень нравился, но заменить его другим он не мог и, зная, что Зоне это доставит удовольствие, согласился со всем. В тот же вечер заказали лошадей и разослали приглашения.
Зоня старалась убедиться, что Комнацкий их не обманет.
Погода на следующий день обещала быть хорошей, вечером, правда, разразилась гроза с молнией и громом, но по мере того как она стихала, барометр поднимался все выше. Можно было надеяться, что воздух станет свежее, листья позеленеют, пыль уляжется и природа предстанет в свежевыстиранных одеждах.
Предсказания барометра сбылись, утро было прекрасное. Обычно равнодушная к жизненным благам, рассеянная, Зоня в тот день удивила Эвариста своей требовательностью. Ей хотелось паштетов, шампанского, словом, всего самого дорогого и изысканного.
Заметив, что Эварист в нерешительности, она бросилась его обнимать.
— Только раз! Мой дорогой, кто знает, соберемся ли мы еще когда-нибудь такой веселой компанией. Вспомни, что говорил поэт: «Лови момент!», и сколько мы их проплакали… Эварист! Только сегодня!
Эварист не стал спорить, позволил ей взять все, что она задумала, чего хотела. Он истратил на это последние деньги, скрыв от нее, что завтра им нечем будет заплатить за самое необходимое.
Все приглашенные не преминули явиться, пришла даже советница Майструк, разумеется, в сопровождении своего надутого супруга.
Было шумно и весело. Правда, на очищенном от туч небе вдали что-то темнело, но, по общему мнению, новая гроза могла разразиться разве что к ночи.
Заблаговременно в маленькую лесную корчму были высланы слуги с припасами, и, когда коляски прибыли на место, гостей ждали накрытые столы, замороженное шампанское, все было готово к приему.
Зоня веселилась до упаду, обнимала Гелиодору, развлекала советника, смеялась над Зорианом и особенно настаивала, чтобы француз заменял и выручал хозяина, побуждая гостей ко всяким сумасбродствам.
Д'Этонпелля не надо было долго уговаривать.
Зориана Зоня сегодня безжалостно гнала от себя, и, лишенный предмета былых воздыханий, поклонник прекрасного пола обратил свои уже слегка захмелевшие чувства к вдруг помолодевшей пани Гелиодоре. Она приняла это по-старому благосклонно, только время от времени предупреждала:
— Осторожно, советник смотрит. Ты понятия не имеешь, как он ревнив!
— Пусть смотрит, если видит столько же, сколько я, — говорил Зориан, придвигаясь. — А я слеп ко всему, кроме ваших глазок и вашей белозубой улыбки…
— Вот видишь, — прошептала Гелиодора, — когда можно было, ты за мной не ухаживал, а теперь…
— Всегда можно! — выкрикнул Зориан.
— Да тише же, смилуйся, советник слушает!
— Слушает, но не слышит, можете мне поверить. Он выпил больше моего, а я, кроме вашего голоска… уже ничего не способен слышать.
Запоздалые комплименты молодого красавца привели Гелиодору в отличное настроение.
Зоня прохаживалась среди гостей, сама им наливала, провозглашала тосты, обнимала Эвариста, что-то украдкой шептала Комнацкому, под конец — а было уже довольно поздно — затеяла какой-то спор с д'Этонпеллем и, препираясь с ним, со смехом отвела его в сторону. Они остановились неподалеку, так, чтобы их видели, но в общем шуме голосов не могли слышать.
Д'Этонпелль с сильно раскрасневшимся лицом, что нисколько его не красило, шел за ней.
— У вас хорошая память? — спросила вдруг Зоня.
— Вы сомневаетесь в этом?
— Нет, просто спрашиваю.
— Своих слов я не забываю никогда, чужие — редко.
Разговор становился все оживленней, они бросали друг другу вопросы и ответы, как воланы в игре.
— Вы помните, что я вам когда-то сказала?
— Все, что когда-либо слышал из ваших прелестных уст!
— Однажды я велела вам ждать. Француз вздрогнул.
— Я это и делаю.
— Ну, а если минута, которой вы должны были ждать, наступила…
Д'Этонпелль чуть не упал на колени.
— На нас смотрят, — заметила Зоня, — сделайте вид, будто мы ссоримся.
— О господи! Ясней, моя королева! Что прикажешь?
— Прежде всего скажу, что мне… что жизнь с Эваристом мне надоела, я хочу сменить сцену и роль…
Д'Этонпелль, не ожидавший, как видно, столь радикального решения, слегка смутился.
— Я никогда ничего не скрываю, — гордо прибавила Зоня. — Любить вас — нет, не люблю, но, может быть, мы привыкнем друг к другу. У меня нет ничего, кроме платья, которое на мне. Хотите взять меня в чем есть и убежать вместе со мной ну, скажем, в Париж? Выбирайте: c'est aj prendre ou a laisser [13] .
13
либо вы принимаете это целиком, либо отказываетесь (фр.).