Сумасшедшая принцесса
Шрифт:
– Нет, нет, уходи! – вопил Ужас, отворачиваясь от зеркала. – Только не ты, отец. Уходи, прости меня!
Гнев и горечь переполняли мое страдающее сердце. Плохо понимая, что делаю, – я подняла Нурилон и ударила наискосок, разрубив тело брата от плеча до пояса. Поток черной крови хлынул на мраморный пол, принц упал, хрипя и закатывая глаза. Я кинулась к нему. Брат судорожно ухватился за мои руки. Его пальцы дрожали и уже почти не повиновались, язык заплетался.
– Прости меня, сестра! – мучительно выдавил он. Его мутнеющие глаза тоже молили о прощении.
Я наклонилась и поцеловала обожженный, бугристый лоб долгим, нежным поцелуем. Лицо принца просветлело.
– Покойся с миром, брат! –
Ужас улыбался умиротворенной улыбкой умирающего:
– Ульрих, он… – шептали непослушные губы, – он в башне. В Незри…
Глаза принца остекленели. Мой брат умер. Я осторожно опустила на пол бездыханное тело.
– Покойся с миром, брат! – скорбно повторила я. – Ты оказался заложником собственной судьбы, но пытался с ней бороться. Хорошее в твоем сердце – не погибло окончательно. Я похороню тебя как члена нашей семьи и буду помнить вечно.
Черты мертвого лица потекли и начали трансформироваться. Через минуту передо мной лежал юный мальчик, с хрупким и романтическим личиком, исполненным непередаваемой прелести. Я упала на грудь убитого мною брата и зарыдала.
Глава 6
Храм, выстроенный в форме полого куба, напоминал морскую раковину, скрывающую в своей сердцевине великую тайну или бесценную жемчужину. Мраморные галереи, множество комнат, алтарей, статуй – служили всего лишь преддверием главного помещения, выполненного в виде небольшого внутреннего дворика, со всех сторон укрытого толщей священных стен. Я обошла Храм по периметру, но не встретила ни единой живой души. Прислушалась, но не уловила ни одного подозрительного звука. Меня окружали благодатная тишина, сладостная прохлада, загадочный полумрак и свежий воздух, густо напоенный ароматом цветущих растений и разлитых благовоний. Все двери были открыты, комнаты осмотрены, укромные уголки – проверены. Поколебавшись, я шагнула к серебряным створкам, ведущим в самое сердце Храма – святилище богини Аолы. Изукрашенные художественной резьбой, по преданию – выкованные самими божественными братьями, – ворота святилища являлись не только величайшим артефактом нашего мира, но и прекраснейшим произведением искусства. Я много читала о «Ладонях богини» (именно так, иносказательно и помпезно, именовались эти двери на страницах древнейшего богословского трактата эльфов), но возможности лично лицезреть врата земного обиталища Аолы удостоилась впервые. Только мудрейшие священнослужители и коронованные особы имели право прикасаться к творению великих братьев.
Правая створка изображала двух сестер – очевидно, Аолу и Смерть, которые, крепко взявшись за руки, выходили из бассейна, носившего название «Чаша жизни». На закономерный вопрос – где находилась означенная чаша и когда произошло знаменательное событие, – не могла ответить ни одна книга. Волосы Смерти, мастерски покрытые черной эмалью, напоминали крылья ночи. В руке богини угрожающе покачивалась черная роза, благоухание которой даровало легкую и скорую кончину. Локоны Аолы, выполненные из тончайших нитей красного золота, отливали пронзительным рыжим цветом. В них вплетался свет солнца, в них бурлила молодая, горячая кровь жизни. Богиня требовательно протягивала раскрытую ладонь, на которой покоился огромный изумруд. «Уж не Камень ли власти?» – подумалось мне.
Замысел картины, воплощенной на левой створке, привел к неоднократным и весьма бурным побоищам, которыми традиционно заканчивались собрания Высшей магической эльфийской ложи. Мудрые архимаги, утратив царственное спокойствие, присущее благороднейшей из рас, до хрипоты спорили об ускользавшем от них смысле изображения. После этого, исчерпав логичные доводы, – увлеченно тузили друг друга и таскали за длинные седые бороды. Неразгаданная
Громкий мелодичный звон прокатился по анфиладе комнат, и на поверхности врат проступила пылающая надпись, в которой я без труда опознала руны давно не употребляемого староэльфийского языка. Буквы бежали, как живые, появляясь у одного края ворот и исчезая у другого.
«С добрыми ли намерениями ты вступаешь на этот священный порог?» – вопрошала первая фраза.
– Не уверена, что убийство близкого родственника, совершенное мною недавно, является свидетельством добрых намерений, – засомневалась я.
Врата, очевидно, тоже сомневались, потому что надпись мигнула и исчезла.
«Помни, путник, лишь посвященный может войти в чертог богини», – извещала вторая надпись.
– Чего помять-то? – дурашливо поинтересовалась я.
Надпись сердито вспыхнула ярче.
– Ладно, ладно. – Я успокаивающе подняла ладонь. – Каюсь, с вами не смухлюешь! Не знаю, о каком посвящении идет речь, но я точно в курсе многих тайн, актуальных на текущий момент.
Видимо, такой ответ богов устроил, потому что надпись погасла.
Я тяжело перевела дух и рукавом вытерла вспотевший лоб.
– Ну, не сильна я в богословских диспутах! – Интеллектуальный бой с воротами святилища оказался гораздо утомительнее схватки со сводным братом. Причем в этом противостоянии шансов на победу у меня было еще меньше. – Помню, в замке Брен туповатый Бернар любил щеголять фразой, смысл которой сводился к следующему: сила есть – ума не надо! Может, мне взять на вооружение этот принцип и попросту сломать вас? – риторически разглагольствовала я, обращаясь к умничающим дверям.
Серебряные створки снова протестующе зазвенели.
– Ладно уж, – обреченно вздохнула я. – Уговорили. Продолжайте допрос.
«Чего ищешь ты в священном чертоге?» – Новая надпись сразила меня буквально наповал.
– А вы не знаете?
Ворота молчали, ожидая ответа.
– Справедливости! – раздраженно буркнула я. – Демоны до власти дорвались, и ладно бы разумно правили. А то ведут себя, как обжора в кондитерской лавке. Если они аппетита не поумерят, в королевстве скоро и людей-то не останется. В довершение ко всему – отец пропал, Аолу усыпили, брат в подземелье умирает. Разве это справедливо?
Надпись погасла.
«Кажется, убедила!» – удовлетворенно вздохнула я.
«Готов ли ты платить за исполнение своего чаяния?» – в очередной раз пристали дотошные ворота.
– Да! – во весь голос завопила я. – Готова! Все что угодно отдам! Да что же это такое, наконец? Там, за стенами Храма, гоблин знает что творится, а мы тут ребусы разгадываем!
Очевидно, любопытным воротам стало стыдно за потраченное время, потому что в воздухе прозвучала короткая бравурная мелодия, и на створках вспыхнула малопонятная надпись, которую, для лучшего осмысления, я прочитала вслух: