Сумасшедшая принцесса

Устименко Татьяна Ивановна

Генрих сделал ему пальцами козу, Ланс в ответ показал язык. Я, глядя на их выходки, возмущенно подняла глаза к небу.

Марвин, недовольный ускользающим вниманием публики, похлопал в ладоши, призывая всех к порядку. Веселая компания никак не могла настроиться на серьезный лад.

– А вот теперь настало время проверить наши теории на практике. – Некромант шагнул вперед и, вытянув руку, осторожно коснулся того места, где, по его предположениям, должна была начинаться невидимая стена.

Раздался негромкий хлопок, по пальцам юноши пробежала вспышка яркого синего пламени, в воздухе запахло озоном. Марвин вскрикнул от боли, мгновенно отдернул руку и принялся дуть на обожженные пальцы.

– Ура! –

радостно завопили все остальные.

– Значит, башня нашлась! – победно провозгласил Генрих.

– И что? – жалобно проныл некромант, баюкая на груди поврежденную руку. – На заклятие наложен пароль, а без него чары не снять…

– Марвин, не жалобись, – отмахнулся сильф. – Что у тебя, никакого лечебного колдовства в запасе нет? А насчет пароля…

Я, привыкшая доверять искусству некроманта, предостерегающе вскрикнула, но не успела остановить де Грея.

Барон выхватил из ножен волшебную рапиру и изо всех сил рубанул по невидимой стене. Громыхнуло на этот раз куда основательнее. Самонадеянного барона окутало облаком синего пламени, подкинуло вверх и отбросило на десяток шагов. Раскаленная рапира отлетала в сторону, и воткнулась в землю возле самой морды опешившего от такой неожиданности дракона. Ланс громко кричал, усиливая всеобщее смятение, картинно хватался за плечо орка и норовил упасть в непритворный обморок. Огвур, одной огромной ручищей подхвативший любезного дружка, усиленно махал второй, свободной, подзывая растерявшегося Марвина и требуя оказать первую помощь нежному полуэльфу. Не обращая внимания на бестолково мечущихся друзей, я бросилась к Генриху. Доигрались, дохихикались! Серьезнее надо подходить к опасности незнакомого колдовства. В голове билась мысль: если с бароном что-то случилось, – я этого не переживу! Вот никак не ожидала, что лишь при возникновении угрозы для жизни Генриха пойму – как много он для меня значит!

Я упала на колени возле распластавшегося на земле тела, торопливо разорвала рубашку на широкой мужской груди и прижалась к ней ухом. Слава Истинным богам, сердце билось! Марвин, избавившийся от первого, излишне нервного пациента, наконец-то добрался до Генриха и взял его за запястье, считая пульс.

– Он потерял сознание от сильного удара. Но ран и переломов нет. Мелеана, прикажи перенести барона в замок, ему нужен покой. Да, и белая свечка мадам Чумы нам тоже очень пригодится.

Поздним вечером я осторожно приоткрыла дверь спальни Генриха и на цыпочках прокралась в полутемную комнату. Я сильно боялась – вдруг меня заметит кто-то из придворных и подумает лишнее, но томиться от переживаний за здоровье барона и пребывать в неведении больше не могла.

Спальня освещалась единственной свечой, горевшей на прикроватном столике. Мощный, здоровый храп Генриха колыхал занавески. Я тихонько присела на край широкой постели, стараясь не бряцать многочисленными железяками, неизменно заткнутыми за пояс. Вот ведь дурацкая привычка – таскать при себе целый арсенал! Я хихикнула. Сильф, до этого смирно лежавший на спине, зашевелился и жалобно простонал что-то неразборчивое. Неужели его мучают боли? Я испуганно склонилась ниже, всматриваясь в смуглое лицо друга. Черные, длинные ресницы густыми полукружьями лежат на щеках, твердые губы сурово изогнуты под тонкими усиками. Я любовалась дорогим лицом, мысли неосмотрительно уводили меня в какую-то нескромную, фривольную область.

Казавшийся крепко спавшим, Генрих неожиданно вскинул обнаженные руки, обхватил меня за шею, привлек к себе и впился в мои губы жадным поцелуем. Я возмущенно замычала и протестующе замолотила кулаками по его мускулистой груди. Но, не обращая внимания на отчаянное сопротивление, барон лишь крепче сжимал меня в объятиях, настойчиво раздвигая языком трепещущие уста. Желание

отбиваться становилось все слабее, в голове звенело, сладкая истома разлилась по телу. Не выпуская меня из рук, Генрих ловко перекатился по кровати, оказавшись сверху. Покрывало упало на пол, оставив барона, к моему величайшему ужасу, совершенно обнаженным. Губы де Грея наконец-то оторвались от моих (я снова замычала, на этот раз – требуя возобновить приятные действия) и скользнули ниже. Мягко пройдясь по шее, они спустились в ложбинку между грудей. Дыхание барона, тяжелое и шумное, обжигало нежную кожу. Дрожащими руками Генрих неловко расстегивал бархатный камзол, а я, к собственному стыду, не испытывала ни малейшего желания прервать торопливые движения настойчивых пальцев. Не преуспев в вытягивании пуговиц из узких петель, сильф повыдирал их вместе с нитками и распахнул мою батистовую рубашку. Его выпуклая, как щит, покрытая курчавыми волосами грудь прижалась к нежным, белоснежным полушариям моей девичьей груди. Я тихонько застонала, почти теряя сознание от острых, не испытанных ранее ощущений. Генрих с трудом перевел дух. Приоткрыв веки, я увидела его горящие глаза с пьяными, расширенными зрачками. Выражение глаз любимого заставило меня сладострастно зажмуриться. Я не могла знать, что сейчас произойдет. Я могла лишь смутно догадываться, интуитивно бояться, но мучительно желать этого неведомого – всем телом и всей душой.

Неожиданно Генрих отстранился и требовательно потряс меня за плечо, возвращая с небес на землю.

– Что с тобой? – недовольно спросила я, с трудом шевеля распухшими от поцелуев губами.

– Ульрика! – Лицо де Грея стало серьезным. – Я люблю тебя! Люблю с первого взгляда. С первой встречи в той маленькой оружейной лавочке. Тебя – невозможную, безрассудно храбрую, рыжую оторву. Тебя – преданную и честную, единственную и неповторимую.

Я молчала, счастливо улыбаясь в полумраке, пытаясь унять бешеный стук сердца, грозившего выскочить из груди.

– Ульрика! – снова прервал молчание Генрих. На этот раз в его голосе звучали требовательные хозяйские нотки. – Мы должны быть вместе! Ты нужна не только мне, ты нужна моему несчастному народу! Ведь они до сих пор заперты под землей, и лишь ты можешь их освободить!

– Что? – возмущенно закричала я. Никогда в жизни я не сталкивалась с подобной болью, с подобным разочарованием. – Так вот зачем понадобились все эти нежности и поцелуи! Ты просто хочешь использовать меня! О-о-о-о-о! – Я бессильно сжала кулаки, испытывая неодолимое желание умереть, рыдать в голос, крушить все вокруг. – О, если бы ты просто, без излишних церемоний попросил моей помощи, я бы ни в чем тебе не отказала, я бы сделала все возможное и невозможное! Но так, таким образом…

Я выпрыгнула из его объятий, запахнула разорванную одежду и отступила к двери:

– Как ты мог? Это так низко, так недостойно настоящего мужчины! Я почти поверила в искренность твоих слов! Я тоже хотела ответить, что люблю тебя!

– Милая! – Барон вскочил с кровати. – Клянусь жизнью, ты все поняла неправильно! Я люблю тебя всей душой!

– Не верю! – рыдала я, обхватил себя руками и раскачиваясь из стороны в сторону. – Я знаю, что мое лицо не может внушить настоящего чувства. Твое поведение продиктовано заботой об интересах своего народа….

Генрих шагнул за мной, раскрывая объятия, но я увернулась и гордо вскинула голову. Слезы разочарования высохли:

– Барон!

Генрих содрогнулся от ледяной язвительности моих интонаций.

– Прошу вас, оденьтесь! Меня не проймешь этим! – Я насмешливо указала пальцем на его наготу. – Умоляю вас барон, сохраните хотя бы каплю достоинства!

– Любимая! – со слезами в голосе позвал де Грей.

Но я развернулась на каблуках и, держа спину очень прямо, не оборачиваясь, вышла из комнаты.