Сумеречная роза

Скотт Аманда

– Мне не требуются никакие объявления, – заявила графиня Ричмонд. – Вы можете встать, вы все, и объяснить мне, что здесь произошло, почему леди Элис Вулвестон осмеливается обращаться к принцессе Элизабет без должного почтения.

Элис тут же почувствовала себя как в детстве, когда от нее требовали ответа ее наставник или сама Анна. Поборов желание опустить глаза в пол, она подняла голову, выпрямилась и молчала. Элизабет также не делала никакой попытки заговорить. Тишина продолжалась, пока Маргарита Боуфорт сама не прервала ее.

– Я уверена, – спокойно продолжала она, – что леди Элис прочтет по четкам дополнительно несколько десятков

молитв, когда в следующий раз обратится к Богу. Возможно, тогда наш Господь в его вечном милосердии наставит ее и научит в будущем вести себя с должным послушанием. – Потом без всякой паузы она повернулась к Элизабет и добавила: – Я заказала шелка и канву для вас и ваших дам. Мы желаем, чтобы вы вышили покрывало на алтарь в здешней часовне. И я попросила королеву-мать позволить вашей сестре Сесили присоединиться к нам. Я бы не сказала этого, если бы вы были разлучены с вашей семьей по моей воле или по воле его величества. Ваша мать тоже, если пожелает, может присоединиться к нам здесь.

– Она знает это, ваша светлость, – ответила Элизабет тоном кроткого подчинения. – Уверена, она бы первой выразила вам благодарность за вашу доброту ко мне, ко всем нам, но я знаю, что вы, как никто другой, можете понять ее желание оставаться хозяйкой в своем собственном доме до тех пор, пока это возможно.

Элис закрыла глаза, с трудом сохраняя спокойствие. Она знала Элизабет Вудвилл только понаслышке, но чувствовала возрастающее уважение к Элизабет Йоркской за то, что она могла так легко представить Маргарет Боуфорт известную всем бесконечную одержимость своей матери властью. Элизабет Вудвилл, став женой короля Эдуарда IV, прилагала все усилия, чтобы для себя и многочисленной семьи Вудвилл добыть награды и почести гораздо большие, чем предназначил им Господь. Элизабет Вудвилл, как знали все, кроме самих Вудвиллов, совсем не подходила Эдуарду, который поэтому и держал их брак в секрете, пока короля не вынудили признать его.

Элис вспомнила, что Маргарет Боуфорт одержима такой же жаждой власти, как и Элизабет Вудвилл. Правда, амбиции Маргарет сосредоточивались на ее сыне, а не на ней самой. Если Тюдор задумал получить английский престол, то только потому, что подобную мысль ему внушила Маргарет. Но притязания Ланкастеров считались уязвимыми, потому что основывались на наследовании по женской линии и двум внебрачным связям. Требования же Йорков были законны и шли по мужской линии. Вдруг Элис осознала, что если Эдуард или Ричард Плантагенеты все еще живы, Генрих Тюдор будет последним, кто посчитает их незаконнорожденность препятствием для наследования престола. Элис почувствовала, как холодная дрожь страха пробежала по ее спине.

В то время как она предавалась невеселым мыслям, леди Маргарет говорила что-то Элизабет, но затем обратилась прямо к Элис:

– Вас отведут в одну из спален, где вы сможете освежиться и приготовиться быть представленной королю. Он может и не послать за вами сегодня, но вы должны явиться к нему по первому зову. То, что он выразил желание увидеть вас и поговорить с вами лично, свидетельствует о его сострадании и милосердии к своим врагам.

На последних словах в голосе Маргарет прозвучала зловещая нотка, удержавшая Элис от каких-либо замечаний.

– Да, леди Маргарет, – ответила она, поклонившись.

– Через час мы прослушаем мессу, – бросила леди Маргарет, давая понять, что уходит. Все дамы снова поспешили сделать глубокий реверанс.

Когда она вышла, Элис почувствовала чрезвычайное облегчение

и взглянула на Элизабет, не ощутила ли она то же самое. Но лицо принцессы, когда она выпрямилась, ничего не выражало. Ростом Элизабет была выше многих женщин, определенно гораздо выше Элис, и очень худая. Ее блестящие льняные волосы свободно лежали под короткой вуалью. Тонкие прямые шелковистые пряди свисали, доставая до колен, как освещенное солнцем полотно. Элис с удовлетворением вспомнила, что сэр Николас назвал их слишком блеклыми.

– Эмлин, – повернулась к старшей фрейлине Элизабет, – прошу, будьте так добры проводить Элис и проследить, чтобы ей дали все, что нужно. Без своей собственной камеристки она будет чувствовать себя очень неуютно в незнакомом окружении.

В первый раз у Элис не возникло желания возразить Элизабет. Даже до появления грозной леди Маргарет огромный гринвичский дворец показался ей чужим местом, где ни одна живая душа не желает ей ничего хорошего. С тяжелым сердцем она повернулась и вышла из комнаты вслед за леди Эмлин.

Не успела Элис вымыться, расчесаться, убрать волосы под прозрачный головной убор в форме бабочки и надеть темно-желтое бархатное платье, наверняка безнадежно вышедшее из моды, как король послал за ней. Леди Эмлин провела ее через весь огромный дворец к дверям аудиенц-зала и неожиданно оставила.

Элис ввел в королевские покои вооруженный йомен*, что удивило ее, поскольку короли Плантагенеты окружали себя дворянами, а не солдатами. Одежда йомена, усовершенствованная для королевского дворца, состояла из зеленых лосин и белой дамастовой туники, расшитой зелеными виноградными листьями с серебряными и золотыми блестками. Вышитая красная роза, герб Ланкастеров, украшала грудь и спину туники. В приемном зале, среди большой переговаривающейся толпы роскошно одетых дворян, присутствовали и другие вооруженные йомены, одетые в такую же форму. Новый король явно не чувствовал себя в безопасности даже в своем собственном дворце.

Генрих Тюдор сидел на троне на высоком помосте. Представляя его чем-то средним между величественным Эдуардом Плантагенетом и дьяволом (вероятно, из-за валлийского влияния сэра Николаса), Элис ожидала увидеть высокого широкоплечего темноволосого мужчину. Вид настоящего Генриха с вытянутым бледным лицом, серыми глазами и прямыми русыми волосами до плеч шокировал ее. Несмотря на королевское облачение, драгоценности и не такой уж маленький рост, он напоминал больше ученика, чем короля. Руки, сцепленные под острым подбородком, худые и бледные, совсем не походили на руки рыцаря-воина. Длинный, заостренный нос, тонкие бесцветные губы да еще красная бородавка на правой щеке производили отталкивающее впечатление.

В бело-золотом зале вдруг установилась тишина, и она осознала, что йомен объявил ее имя. Она опустилась в реверансе и наклонила голову, ненавидя себя за то, что преклонила колени перед Тюдором, но не в силах и представить последствий отказа. Только сейчас она осознала поражение так, как никогда раньше. И вновь она порадовалась, что Анна умерла и ей не придется покоряться узурпатору.

– Вы можете встать. – Даже голос его звучал тонко. Голос короля Эдуарда был громкий и обычно веселый. Голос Дикона отличался сдержанностью, скорее твердостью, чем властностью, кроме тех моментов, когда он обращался к Анне. Тогда он сразу становился мягким, даже если ему приходилось отказывать ей. Голос Генриха, по ее мнению, подходил для ленивого священника, но уж точно не для короля.