Сумеречный клинок
Шрифт:
— Остальные — это, вероятно, мастер Сюртук? — улыбнулся ди Крей.
До этого он сидел рядом с Тиной, а теперь встал.
— Ну да. — Она начала припоминать предшествующие пробуждению события. — Где мы? Я вышла во двор, там…
«И там был он!»
Сейчас она отчетливо вспомнила незнакомца с белыми, словно у альбиноса, волосами и его странные слова, но рассказывать о нем не стала.
— Я нашел тебя во дворе, — мягко сказал ди Крей. — А сейчас мы в лесу, милях в трех от замка на запад. Хотелось бы, конечно,
— Не знаю…
— Ну и ладно, суп все равно еще не готов, но тебе следует попить. — И, достав откуда-то из-за себя, он протянул Тине кожаную флягу.
— Но это же вино! — удивленно воскликнула она, открыв пробку и поймав носом винные пары.
— Верно, — кивнул ди Крей. — Но тебе, девочка, именно красное вино теперь и надобно. «Сольца» — коварный яд, он в крови долго сидит. Водой не вымоешь, а вот красные вина…
«Сольца!»
— Откуда вы…
— По запаху, по образу действия, по цвету кожи и белков глаз. Ты что же, думаешь, я в первый раз такое вижу?
«Я приняла три больших кристалла! Один кристалл — бодрость, два — буря, три — красивая смерть…»
— Я приняла три кристалла, — призналась она.
— Знаю, — кивнул ди Крей. — И кстати, спасибо, что не соврала.
— Я… Почему я не умерла?
— Хороший вопрос, но…
— Но у вас нет ответа? Или не хотите об этом говорить?
— И то, и другое, и бог знает что еще, — вздохнул ди Крей. — Не знаю. Нет у меня однозначного ответа. Есть противоядия… Что-то могло оставаться в твоем теле многие годы, ожидая, пока понадобится. Ты же травница, не так ли? Вдыхала разное, в руки брала, с едой и питьем проглатывала. Иди узнай теперь, что за смеси возникали в твоем желудке? Слыхал я про такое, у фармацевтов, у знахарей да ведунов случается. Они, конечно, чаще мрут от неудачных поступков и непродуманных действий, но бывает и наоборот. Копится в них нечто, и вдруг раз — а оно уже здесь. Неведомое и прекрасное… Н-да…
— А что еще? — рассказ ди Крея звучал логически безупречно, но что-то мешало согласиться именно с такой трактовкой событий, и, кажется, не одной только Тине.
— «Синяя соль» убивает только людей, во всяком случае, тех, что относятся к материковой расе…
— Я похожа на островитянку? — нахмурилась Тина.
— За океаном есть и другие земли…
— Где-то на юге.
— Почему же, на западе тоже.
— А еще?
— Не люди.
— А я? Я похожа на вампира или оборотня? Или на этих, как их, фейри, фурри?
— Это не одно и то же, — усмехнулся ди Крей. — Бывают феи — на дальнем западе их называют фейри, а бывают фурри, но это как бы животные, и ты на них не похожа.
— А на кого я похожа?
— А это зависит от ответа на один мой вопрос, на который ты, разумеется, можешь не отвечать.
— Спрашивайте!
— У тебя есть знакомая фея?
«Глиф! Он думает, что Глиф фея, но это не так! Или так?»
Что она, в конце концов, знала о феях?
«Да я ее и не рассматривала ни разу, может, под платьем прячет?»
Впрочем, Глиф утверждала, что принадлежит к народу рафаим, но могла ведь и соврать.
«А может быть, я ее вообще неправильно понимаю?»
— Не хочешь, не отвечай! — повторил ди Крей, прерывая затянувшееся молчание.
— Возможно.
— Это неуверенность в сообщаемом факте или игра в слова?
— Я не знаю, кто она, но, возможно, что и фея.
— Если она фея, то ты «принятая»,а это уже не человек, ну, не совсем человек.
— Что значит «принятая»! — удивилась Тина, впервые, кажется, услышавшая такое странное определение.
— «Принятые» феями, — ей показалось вдруг, что ди Крей рассказывает что-то такое, чего и сам не знал еще минуту назад. Это было глупо, конечно, так думать, но кто-то из древних сказал по такому именно поводу, «интонация не лжет».Вот его голос и не лгал, хотя обычно проводник следил за своим языком и ничего лишнего не говорил, даже не намекал. И тем не менее это был отнюдь не первый случай, когда ди Крей проговаривался в очень непростой мелодике своей речи. Тина такие вещи замечала сразу и никогда не забывала, хотя и могла отложить на потом. Это называлось — «игра в умолчания». Она возникла в голове Тины как-то сама собой, но у нее, впрочем, были отменные учителя: Теа, Дитта, Чермита, да и жизнь подходящая. А смысл игры вот в чем. Даже когда человек не врет, он все равно что-то утаивает, недоговаривает, придерживает при себе. Угадать, что остается за скобками разговора, это и есть истинное искусство игрока. Странно только, что, играя в «умолчания» не год и не два, отправившись в поход, Тина об этом своем искусстве совершенно забыла. Все стало вдруг так увлекательно, чудесно и загадочно, жизнь обрела такую полноту, что совершенно не интересно показалось угадывать, кто и о чем не рассказал…
— «Принятые» феями, — между тем объяснял ди Крей, — взятые ими под покровительство, в друзья или возлюбленные, принятые в их круг. И да, они перестают быть людьми. В известном смысле, разумеется, но тем не менее.
— И каков же этот смысл? — осторожно спросила Тина.
— Ну, например, их не убивает «сольца», — пожал широкими плечами ди Крей.
— Я почти умерла! — возразила Тина.
— Но не умерла. — Ди Крей отмел ее возражение вежливо, но недвусмысленно.
— Я потеряла сознание.
— В первый раз.
— Так что же мне делать?!
— Ровным счетом ничего, — улыбнулся проводник. — Не понимаю, чем плохо быть «принятой»?
— А чем хорошо? — нахмурилась Тина.
— У «принятых» долгий век, им не страшны чума и холера и большинство ядов… Что тебя смущает, девочка? Разве так важно быть, как все?
— Как все?
— А что еще?
— Не знаю, — честно призналась Тина.