Сумеречный мир
Шрифт:
— Почему ты согласился лететь? — неожиданно спросила она.
— Не знаю, — сказал он. — Наверное, по тем же причинам, что и остальные. Я просто был восхищен таким огромным и стоящим делом. Но теперь пришла тоска, и я начинаю понимать, что мое место на Земле.
— Ты мне нравишься, Колли, — импульсивно сказала она. — В тебе есть что-то такое… не знаю… не могу сказать. Мы все теперь чуть-чуть разочарованы. И у каждого на этом корабле есть свои сомнения, слабости и страхи. Но ты… Ты лучше всех. Ты как будто из другого, какого-то светлого мира.
Его лицо вспыхнуло румянцем.
— Я тоже боюсь, —
— Это здоровый испуг. Ты…
Кто-то вышел из рубки, и на трапе послышались шаги. Колли повернулся и увидел мрачное лицо О'Нила. На миг у него появилось желание отдернуть руки от Луис — она не его девушка, и их могли неправильно понять — но он преодолел свой страх.
— Привет, Том, — сказал он.
Рот ирландца скривился.
— Привет, — ответил он и тихо добавил: — Значит, и ты тоже?
— Что «тоже»? — уклоняясь от прямого ответа, переспросил Колли.
О'Нил вздохнул:
— Ладно, забудем. Не выношу этих сцен.
Луис бросила на него холодный взгляд.
— Кстати, для информации, — сказала она. — Я стою тут с Колли только потому, что он единственный, с кем можно говорить и не тревожиться о последствиях.
— Ты могла бы делать это с Джо Гэммони… или с собакой. — О'Нил усмехнулся. Но даже сквозь грохот дюз в его тихом смехе слышались злость и печаль. — Ладно, ребята, шутки в сторону. Я искал вас по делу. Шефу что-то не понравилось в вибрациях двигателя. Он не может уловить точную причину, но уверен, что есть какая-то неисправность.
— Все приборы в норме, — возразил Колли. — Конечно, при таком типе двигателя ни в чем нельзя быть уверенным, но… — Он замолчал, почувствовав холодную волну, которая прокатилась по спине.
Луис нахмурила брови.
— Я не совсем уверена, — смущенно сказала она, — но в шуме двигателя действительно появился какой-то новый рисунок. Он возник недавно, и мне трудно сказать, в чем причина. Первый раз я услышала его возле контрольного стенда. Мне показалось, что со стороны дюз доносится слабый ультразвуковой гул. Проверка показала норму, но гул стал громче, и сейчас к нему прибавилось резкое шипение…
— Мы первые в этом уголке космоса, — мягко ответил О'Нил. — Еще никто не забирался так далеко.
Колли судорожно сглотнул и, отогнав минутную слабость, торопливо заговорил:
— Я видел траекторию нашей орбиты. Если мы сейчас остановим двигатель, он нам больше не понадобится… Мы окажемся настолько близко к Солнцу, что уже никогда не вырвемся из его объятий. Пройдет несколько дней, и корабль сгорит в протуберанцах солнечной короны.
Они молча смотрели друг на друга. Вокруг вибрировали металлические стены, и сквозь фильтры обзорных экранов дышала огнем огромная звезда.
— Вэйн провел анализ звуков и сопоставил их с показаниями приборов, — мрачно сказал О'Нил. — Но его слух ограничен обычным диапазоном. Ему не хватает данных. А ты, Луис, можешь слышать все. Ты должна помочь ему и описать полную картину.
Она уныло взглянула на Колли и печально сказала:
— Я же говорила тебе. Вэйн использует нас вместо приборов и датчиков. Он считает нас частями своей машины, а мы люди. Люди!
— Ладно, Луис, — оборвал ее О'Нил. — Командиру требуется твое описание звукового спектра. И сейчас твой дар может выручить каждого
Колли кивнул и отправился в заднюю надстройку. Пройдя узкий коридор, который напоминал ему крысиную нору, он вошел в небольшое машинное отделение, где находился пульт управления атомным двигателем. На задней стене мерцали созвездия приборов и индикаторов. Экраны мониторов выдавали текущую информацию. Эйб Фейнберг удивленно взглянул на вошедшего и со скрипом развернул вращающееся кресло.
— Что ты сюда приперся? — добродушно спросил он. — У тебя еще три часа до смены.
Колли объяснил ситуацию, и Фейнберг нахмурился.
— Мне тоже не понравился этот визг. Я думал, он идет из измерителя ионного потока. Но что бы там ни говорила Луис, потенциальные поля сохраняют стабильность, и причин для паники нет.
Он открыл ящик стола и вытащил схемы двигателя. В свое время Колли изучал их до рези в глазах и теперь без проблем разбирался в путанице сложнейших механизмов. Там, за бронированной плитой стены, в особом водяном кожухе, находился ядерный реактор. Из гигантских баков в пусковую камеру автоматически подавалась вода; она нагревалась и нагнеталась в струи, которые распылялись под воздействием мощного электрического поля. Положительные и отрицательные ионы, создавая модулированную волну, поступали в систему дюз, и их выброс регулировался потенциальными полями. Фактически каждую дюзу в каком-то отношении можно было считать линейным ускорителем. В принципе, конструкция не отличалась сложностью, но разветвленная система контроля и тысячи взаимосвязанных узлов делали ее сложной для понимания. И, пожалуй, только Вэйн мог судить о ситуации в целом.
— Знаешь, а ведь этот дребезг действительно идет от дюз. Фейнберг хмыкнул и покачал головой:
— Луис говорит, что он нарастает. Но я не могу понять причины. Что могло его вызвать? И к чему все это приведет?
— К довольно забавной смерти, — прошептал Колли. — К маленькой вспышке на Солнце или чему-то в этом роде. — Он печально улыбнулся. — А мне бы этого очень не хотелось.
Фейнберг бросил на него сердитый взгляд.
— Хватит хныкать. Колли, — сказал он. — Я понимаю, что иногда неприятности могут довести человека до предела, но давай лучше вспомним, что мы люди. Мы люди — а значит, надо бороться до конца и не забивать себе голову дурными мыслями о смерти.
Колли задержал дыхание и прислушался к равномерному пыхтению дюз. Из-за переборки доносились шумы, монотонный гул и потрескивание разрядов. В какой-то миг ему показалось, что он услышал жалобный скрежещущий вой. Нет, это просто игра воображения, сказал он себе. А если вой все же есть? Что он мог бы означать?
Люди и корабль. Они стали частью друг друга — тем неразрывным единством, которое требовало наличия всех и каждого из них. Они мчались к звездам на маленькой шаровой молнии, и на далекой Земле уже никто не различит в вечернем небе живую затерянную искорку с восемью мутантами на борту. Колли впервые понял, на какой огромный риск пошел Аларик Вэйн. Он понял, каким диким и безрассудным трюком оказался полет на Марс. Но почему на эту авантюру согласились правители Америки? Неужели они сошли с ума и перепутали Вэйна с Богом?